Шрифт:
— Понятно, — сказал Сергей, хотя ничего не понял. Но, судя по жестам, господин Баум находился в той части своих владений, где ему — Кузьмину — бывать еще не приходилось.
Сергей пошел в указанном направлении, заглянул за одну дверь, за другую и вдруг… Он не поверил своим глазам. Забыв об осторожности, Кузьмин зашел в комнату, представлявшую собой что-то вроде запасника, где на полках по периметру, торцами к стене, стояли картины. Несколько картин стояло прямо на полу и среди них… «Распятие Спасителя»!
Сергей подошел к картине, присел на корточки и внимательно рассмотрел полотно. Сомнений не оставалось никаких: это было то самое «Распятие», которое приносил к нему в «Монплезир» Данила Оглоблин. Тогда он сказал, что никому пока картину показывать не будет, что она повисит пока у него. И вот она здесь, в Германии, в Берлине! Как она могла сюда попасть? Ответ однозначен: только контрабандным путем!!!
Мысль Кузьмина лихорадочно заработала.
«Что же это получается? Картина — Данилы. Картинная галерея — знакомого Гюнтера… Значит, все трое: Оглоблин, Рицке и Баум, — одна шайка-лейка! Значит, я невольно угадал? И этот марш-бросок через три границы — только для того, чтобы вывести из России картину… картины! Стали бы они затевать все это из-за одной!..»
Никем не замеченный, Сергей вышел из запасника и направился в зал, где висели его работы. Здесь он и встретил хозяина галереи господина Баума, немолодого, но молодящегося человека с безупречными (значит, искусственными) зубами. Тот был не один. Увидев русского, галерейщик обрадовался и представил его своим постоянным клиентам, почтенной супружеской паре: она — в причудливой красной шляпке, он — без единого волоска на голове. Разговор шел на плохом английском. Но словарного запаса Кузьмину хватило, чтобы понять, что улыбчивая супружеская пара приобретает две его работы.
Второй день — и половина картин уже продана! Это было похоже на настоящую победу! Вкус ее в момент заглушила горечь от только что открывшейся нелицеприятной истины.
Однако господин Баум поспешил уверить Сергей, что такой результат — еще не сенсация. Бывали художники и поудачливее русского. Но, сказав это, тут же, при свидетелях, предложил Кузьмину заключить еще один контракт, долгосрочный, выразив желание иметь в своей галерее все, что в ближайшие несколько лет выйдет из его мастерской. Сергей не вцепился сразу в это предложение, как голодный в кусок еще не успевшего прожариться мяса, обещал подумать. Сдержанность русского, который, судя по всему, знал себе цену, вызвала у немцев уважение (несколько очков в его пользу).
Но на самом деле эта сдержанность шла не от сознания собственной значимости. Сергея остановила мысль, что контракт ему предлагал не кто-нибудь, а, мягко выражаясь, человек, нечистый на руку.
Господин Баум и его клиенты ушли оформлять сделку, а Кузьмин остался при своих картинах. Посетителей было немного. К нему подходили, брали автограф, задавали вопросы. Если нельзя было перейти на английский, Сергей произносил дежурную фразу по-немецки, которой его научил галерейщик (мы благодарим вас за что-то там такое), а если посетитель немного говорил по-английски, то Кузьмину в пятидесяти случаях удавалось донести до слушателя, кто он, откуда и как дошел до жизни такой.
Сергей с грустью смотрел на свои картины (шестнадцать окон в странный мир), половина которых была уже не его, и пытался решить ставший вдруг главным вопрос: что делать с этой троицей — Оглоблин, Рицке, Баум? Пойти заявить в полицию? И как это будет выглядеть со стороны? Каждый из этих людей принял в его судьбе самое активное участие. Правда, каждый из них преследовал при этом свои корыстные цели. Но в итоге он же только от этого выиграл!
А Вероника? Она точно не простит ему, что он избавился от соперника таким образом. Воспользовался моментом. Очень благородно.
«Нет, — сказал себе Сергей. — Я должен поговорить с ними. И прежде всего с Гюнтером. Он все это организовал — ему и решать».
Узнав, что Кузьмин собирается к господину Рицке, господин Баум любезно предложил русскому свою машину и водителя.
Как оказалось, Гюнтер жил в фешенебельном районе, в собственном двухэтажном доме, спрятавшемся в глубине сада. Камера на воротах, переговорное устройство… — все это показалось лишним. Ворота были открыты настежь — заходи кто хочет, делай что хочешь. Сергей не удивился бы, увидев на ступеньках дома окровавленное тело Гюнтера, но он, здоровый и невредимый, вышел навстречу.
«Все ясно. Баум предупредил. Что-то почуяли».
— Сергей! — обрадовался Гюнтер. — Рад вас иметь.
«Ну это мы еще посмотрим, кто кого будет иметь!»
Господин Рицке провел гостя в библиотеку. Позади остались гостиная, обставленная плетеной мебелью и часть коридора без излишеств.
Когда господин Рицке исчез за дверью в библиотеку, а Сергей еще делал свои последние шаги по коридору, открылась дальняя дверь и прямо на Кузьмина вышла женщина, одетая по-домашнему. В первую секунду Сергей принял ее за Веронику — сердце прыгнуло к горлу. Она никуда не уезжала! Но он тут же понял, что ошибся. Женщина действительно была похожа на Веронику, но выглядела намного старше.