А ответила мама:

–  Я была вторая жена, а всего… семь. Мы жили и пользовались покровительством великого хассара, мы рожали детей, а потом… он… полюбил женщину и назвал ее… единственной.

–  Короче забил на весь свой гарем!
– о какие я выводы умею делать.

–  Да, - прошептала мама.
– Но к тому времени я была беременна и потому осталась в доме господина. Ты родилась лишь на месяц ранее его дочери от… единственной, но твой отец… - мама вскинула голову, впервые позволив себе проявить ненависть, - твой отец даже не пришел взглянуть на тебя!

О как! Это значит, появилась любимая жена и остальные уже не нужны, и дети от них тоже не нужны.

–  Адалин получала все - внимание, ласку, любовь… а ты привязанным щенком бегала за отцом, чтобы услышать лишь обращенное ко мне «Женщина, забери свою дочь!».

Короче правильную характеристику я дала папику - мудило!

–  Я могла пережить свою ненужность, но видеть, как страдает моя маленькая девочка… была не в силах!

И где смирение и покорность? Где слезы? Вот теперь узнаю свою мамочку - спина прямая, лицо уверенное, зеленые глаза едва ли не мерцают, на губах чуть презрительная усмешка.

Но тут воин выдал:

–  Интересная… версия событий!

И мама вновь опустила голову.

Да уж, все интереснее и интереснее.

–  А дальше?
– потребовала я, интересно все же.

И мамочка продолжила:

–  Когда началась война, захватчики охотились именно за детьми хассара. Особенно за дочерьми.

Эенти, Алиам погибли. Я сделала все, чтобы ты выжила. Затем был Гиерм, и наша жизнь в достатке.
– Этот период я не очень хорошо помнила, кстати.
– Когда тебе исполнилось пять, господин приказал возвращаться на Иристан… А зачем?

Мама вскинула голову, и теперь гневно смотрела на отца, потому что теперь ее вопросы были явно обращены к нему:

–  Зачем нелюбимая дочь отцу, который ни разу не поднял на руки? Не обнял, не обратил взор свой иначе, чем с раздражением? Зачем такая жизнь моей единственной дочери? Я нарушила твой приказ! Я недостойная, но… но у моей дочери было счастливое детство, где от нее не отмахивались, как от надоедливой мухи!

Да уж, умеет мамочка поставить вопрос ребром. Уважаю.

–  Не позволительно женщине задавать вопросы, - было единственной репликой отца.

–  Короче «Закрой рот женщина, ты для меня слишком умная», - подытожила я.

Стоит ли говорить, что я мгновенно удостоилась мрачного взгляда папандра?

Мы немного помолчали, потом я решилась спросить:

–  А я женщина?
– удивленно отец моргнул.- Ага, значит нет. Так, тогда мой вопрос - так зачем я вам, батенька?

Великий воин величественно ответил:

–  Место дочери рядом с отцом.

Ой ли? Прищурив глаза, смотрю на папика и понимаю - не так все просто! Короче, спросим у тех, кто тут умнее.

Поворачиваюсь к маме:

–  Мааам, а чего ему сейчас надо, а? Ибо есть у меня ощущение, что если бы он сильно хотел, нашел бы нас раньше!

Мамочка встала, отошла, остановилась у окна… Она явно что-то хотела мне сказать, но опасалась.

И вспомнив, ее израненную спину я понимала обоснованность опасений. Так, попробуем иначе.

–  Мам, наши гонки закрыли!

–  Как?
– она развернулась, удивленно глядя на меня.

–  А там такая бадяга: мы готовили одного гонщика, но он вышел из строя, пришлось срочно искать ему замену. Аналогично, да?

Мама у меня умная и догадливая. И в отличие от воина должна понять мой вопрос. Поняла, кивнула, и сказала только одно слово:

–  Хуже!

Тааак! Развернулась к отцу. А тот оказался не настолько уж и имбициллом, потому как нашу шифровку просек:

–  Ты займешь свое собственное место без всяких замен.

Даже так:

–  А что будет с мамой?
– задала я самый на тот момент важный вопрос.

Отец отвел глаза.

И тогда я спросила что называется «в лоб»:

–  Мам, за нарушение приказа наказание - смерть?

И едва слышное:

–  Да:

Исинхай, когда мы только начинали дело, научил нас одной классной фишке - Если вы хотите чего-то от человека, не принуждайте… сделайте так, чтобы он захотел этого сам! А шеф он мужик умный, и все чему учил, пригодилось не раз.

Развернувшись к отцу, я сбавила обороты и вежливо попросила:

–  Развяжите меня, пожалуйста.

–  Дочь умеет быть вежливой?
– насмешливо поинтересовались у меня.

–  Я могу быть вежливой, могу быть даже почтительной и покорной, - глазки в пол, на лице полнейшее смирение.
– Я могу вести себя так, как полагается женщине Иристана, и не выказывать недостойных мыслей.