«Какого чёрта ты со своей изъеденной спиною делаешь в общей бане? — вопил весь его вид. — Тебя надо вымачивать в отдельной кадке с соляной кислотою, гнойный мудень!»

Отец в это время ловко намыливал своё тело и, естественно, ни на кого не обращал внимания. Ему никто не объяснил, что меня стоило бы стыдиться и прятать от людей. Сам он до этой мысли не доходил никогда.

Я вспомнил, как лет семь назад матери взбрело отправить меня на главный городской каток, накрытый куполом из стекла и бетона.

— Может, лучше научить его хокку? — спросил отец у матери, просто веселя себя и ничего не имея в виду против задуманного матерью. Мать не поняла вопроса.

Мне купили коньки и клюшку. Меня привели к мастеру. Мастер, поддавшись на материнские уговоры, взял меня в команду.

На занятия со мной ходил отец.

Он сидел на трибуне и покуривал, хотя курить там было нельзя. У него с собой всегда была газетка или пара газет — причём, кажется, не очень новых. Ему было всё равно — он читал старые новости и дымил.

Другие отцы стояли возле борта и заходились в припадках, крича и скрежеща на своих отпрысков:

— Пасуй! Пасуй, я сказал!

— Скорость! Где твоя скорость! Гони, леший!

— Ты что, сдох? Ты что, сдох там? Встал быстро, гадина! Какая «нога»! Чего ты там ушиб? Встал быстро!

Я мог не заметить вывиха ноги и кататься, скрежеща зубами от боли, а мог ползать по льду, как тифозный больной, — у отца ни первое, ни второе не вызывало интереса. Иногда, чтоб снова прикурить, он отвлекался от газеты и ласково взмахивал мне рукой с задымившейся сигареткой.

К нему как-то подошёл охранник, попросил выбросить сигарету, отец покивал головой, охранник ушёл, отец снова закурил — в этом не было особого вызова, он просто забыл про замечание.

Летом в тот год мы поехали к морю — отец в юности работал здесь в стройбригадах и знал места недалёкие от какого-то приморского городка, зато с пустынными пляжами.

Мать даже в тех краях исхитрялась находить магазины, которые ей нужно было подробно исследовать, и мы подолгу лежали на берегу вдвоём — я и отец.

Чаще всего он молчал.

После обеда отец через какие-то плантации шёл её встречать — мать боялась змей и ящериц, сторожей на плантациях да и вообще рисковала потеряться. С собой она приносила пакеты с покупками. В том домике, что мы сняли, мать не решалась оставить приобретения: а вдруг их украдут хозяева.

Отец посмеивался в ответ.

Раскрыв пакеты, мать показывала отцу свои находки, он посматривал и одобрительно помаргивал, дымя цигаркой. Думаю, что если б она однажды его обманула и показала вместо обнов вырез старой ткани, или найденную чужую и рваную панамку, или ещё что-нибудь — он не заметил бы.

— Пап, тебя обижали в школе? — спросил я у него, когда мать зашла в воду и стояла там, по пояс, в волнах — заплывать без отца она опасалась.

Отец сдул пепел с груди и равнодушно ответил:

— Это было бы сложно, наверное…

То был единственный раз, когда у него что-то перещёлкнуло в голове, и он, подумав, сказал:

— Давай-ка я поучу тебя боксу.

Мы поднялись, отряхнули песок, он показал мне стойку.

— Так, да. Вот так.

Выставил мне навстречу свои большие раскрытые ладони.

— Бей! Бей по моим ладоням! Левой-правой. Левой-правой. Нет, не так. Смотри.

Сам он двигался прекрасно — удар зарождался где-то у него в пятке, стремительной спиралью раскручивался по ноге, к животу, и, рванувшись сквозь сердце, давал искру в плечо — движение его кисти напоминало удар тока в чужой лоб.

Он показал мне, как нырять и уходить от удара, как двигаться и легко переносить своё тело вокруг противника — мы танцевали минут пятнадцать на песке.

Потом отец сказал:

— Ладно, когда-нибудь всё получится обязательно, — и лёг на своё место, накрыв голову старой газетой.

Хоть бы чему меня научил.

Обратно мы ехали на каком-то муторном и пропахшем прелой человечиной автобусе. Места, к тому же, достались нам разные — мать сидела впереди, её всегда укачивало в транспорте, а мы с отцом пригрелись на парных сиденьях ближе к концу салона.

Часа три я терпел, потом волна с оставленного нами моря нагнала меня и ударила в спину.

Я мог бы догадаться попросить отца скрутить из газеты кулёк для меня, но застеснялся и стал ждать следующей волны.