Шрифт:
Удалось выяснить, что с бандой работали два полковника ГРУ: действующий начальник агентурного управления Зубов и бывший начальник оперативно-аналитического центра той же разведки Полубояринов… Полубояринов непосредственно формировал банду и тоже руководил в ней аналитическим центром.
Спецслужбы создали параллельные структуры для приведения в исполнение внесудебных приговоров… На базе таких структур возможно создание постоянно действующих лжебанд, которые вступают в плотный оперативный контакт непосредственно с ОПГ бандитской направленности и ОПГ, специализирующихся на заказных убийствах и терактах…». [22]
22
Игорь Корольков. «Запасные органы». «Новая газета». 11.01.2007 г.
Приведённый пример «взаимодействия» российских спецслужб с оргпреступными сообществами — не исключение, а только эпизод обширной, длящейся уже второе десятилетие практики. О том, что она — отнюдь не важная составляющая часть борьбы правоохранительных органов с оргпреступностью, а только «коммерческая составляющая» жизнедеятельности российских органов госбезопасности — свидетельствует вся российская реальность.
Где правят бал обвальные злоупотребления служебным положением всевозможных должностных лиц, включая и правоохранителей, именуемые в обществе «коррупцией», где любая общеуголовная организованная преступность всегда в тесной «смычке» с органами власти, управления, правоохранительными структурами и спецслужбами. Вместе дополнительно ещё занимаются и всевозможной предпринимательской деятельностью.
Один из множеств примеров тому: «Нашу страну лихорадит от громких скандалов и арестов таможенных чинов… прокуратура и ФСБ начали ловить по несколько десятков таможенников в неделю, но это полумеры, поскольку основным заработком таможни являются конфискованные товары. Конфискация — это национальный вид спорта. Им занимаются все: таможенники и милиционеры, чекисты и судебные приставы. В идеале эта процедура должна воплотить в жизнь сказку о Робин Гуде, когда ценности отбираются у плохих людей и отдаются хорошим. В реальности же это очень часто отлаженный криминальный бизнес». [23]
23
Максим Агарков. «Конфискация — это национальный вид спорта». «Новая газета». 08.06.2006 г.
Российские печатные СМИ изобилуют материалами об участии российских спецслужб и структур МВД, генеральной прокуратуры в контрабанде мебели, китайского ширпотреба на сотни миллионов долларов. Это — в столице. В регионах местные подразделения не очень отстают в такой практике от своих столичных коллег и начальников. А «на круг» по стране получаются астрономические суммы, добытые «государевыми слугами» криминальным путём исключительно для личного обогащения своей руководящей верхушки. И почти никогда — на «общее дело».
Об участии российских спецслужб в лице их руководства, действующих и бывших сотрудников в превращении банковской деятельности в частности, и всей финансовой системы государства в целом в сплошной криминальный бизнес, известно из тьмы публикаций на эти темы ныне даже, пожалуй, слепым и глухонемым. Нечто отдалённо подобное этому имело место, разве что, при некоторых диктаторских режимах в странах Латинской Америки и Африки.
В большинстве современных стран спецслужбы таких благоприятных условий не имеют и вынуждены для своих неизбежных гешефтов продумывать и осуществлять целые спецоперации в сфере банковского бизнеса, чтобы надёжно прятать концы в воду. Или хотя бы соблюдать внешние приличия в там, где СМИ не рискуют задирать спецслужбы.
В России спецслужбам не приходится утруждать себя на этот счёт. И вовсе не потому, что они к этому стремились — в пору безвременья всегда сильнее оказываются тот, что состоит в мощных корпорациях, сплочён хоть какой-то дисциплиной и обладает долей властных полномочий. А потому неизбежно начинает корпоративно доминировать во всех сферах жизнедеятельности социума, где есть заслуживающие внимания прибыль, приработки, продвигаясь и концентрируясь в этих сферах интуитивно — на запах денег, добычи.
У государственных силовых структур в этом стихийном промысле есть весьма убедительные «аргументы» для любых других конкурентов в этом досужем корпоративном увлечении. У спецслужб же они — самые впечатляющие.
Службы, даже эпизодически взаимодействующие со структурами организованной преступности, объективно вынуждены выступать, как их защитники перед правоохранительными органами государства. Обычно — изредка, в современной же России — сплошным единым с криминалом фронтом. Противоборствуя, правда, и здесь на свой специфический манер: вовлечением высокопоставленных «правоохранителей» в совместные с криминалом гешефты, обеспечивая криминальных «авторитетов» компрометирующей информацией на несговорчивых оперативников, следователей, прокуроров, судей. Каковых, правда, в России почти уже и не осталось, но всё ещё встречаются в других странах.
Так что, спецслужбы повсеместно — по крайней мере, не враги оргпреступности. А если таковое и происходит — то эпизодически, как элемент конкуренции, из-за вторжения оргпреступности в сферы традиционных интересов спецслужб, либо из-за некоторого обнагления или чрезмерной спеси паханов, набравших большую силу. Правда жизни и здесь — в больших числах статистики, а не в отдельных эпизодах «правильного» поведения спецслужб, тиражируемых, как правило, в героических кинофильмах в их честь и на их деньги для формирования «правильного» сознания многомиллионных человеческих аудиторий.