Леонид между тем говорил:

— Съезд Советов — это второй вопрос, с которым я к вам пришел. Мы прилагаем сейчас все старания, чтобы созвать съезд возможно скорее и избрать на нем советский орган центральной власти на Украине.

— Центральную раду, хотите вы сказать?

— Центральный орган власти Советов! А ваши губернские комиссары и национальные рады препятствуют этому. Мы требуем, чтобы органы Центральной рады по всей Украине не чинили препятствий созыву пленумов местных Советов для избрания делегатов…

Винниченко, слушая, морщился: опять это — требуем!.. Что за наглость! Кто тут, в конце концов, власть? ВРК или генеральный секретариат? И Винниченко прервал Пятакова.

— Слушайте, Пятаков, — сказал Винниченко. — Мы считаем излишним и вредным созыв в настоящее время съезда. Мы, правительство YHP, заняты сейчас организацией государственного аппарата. Мы не можем отрывать людей на местах от плодотворной деятельности в интересах государственного строительства ради какого–то там съезда…

— Господин Винниченко! Мы протестуем! И это — второй протест, заявить который уполномочил меня Военно–революционный комитет!

Винниченко минутку побарабанил пальцами по столу.

— Слушайте, Пятаков, — произнес он наконец, сдерживая ярость, вот–вот готовую прорваться. — Было бы лучше, если бы протест вашего ВРК вы заявили не мне лично, а правительству Украинской народной республики, путем внесения парламентской интерпелляции в Центральную раду.

— Вы же знаете, что мы, большевики, не входим в вашу Центральную раду.

Винниченко саркастически улыбнулся:

— Что ж… этому тоже можно помочь. Пускай председателем ревкома станет… не большевик, тогда через представителя своей партии в Центральной раде…

— Вы не желаете со мной разговаривать?

— Что вы! — Сардоническая усмешка уже не сходила с уст Владимира Кирилловича. — Но мы с вами не дети!.. Не кажется ли вам, что теперь, когда революция свершилась, существует даже революционное правительство — правительство Украинской народной республики, — потеряло смысл… самое существование Военно–революционного комитета?..

Существование Военно–революционного комитета давно уже досаждало Винниченко. Разве это нормально — какое–то… двоевластие в стране? Нет, нет, с Военно–революционным комитетом давно уже пора кончать.

Леонид Пятаков застегнул пиджак на все пуговицы. Пиджак он носил поверх старой, еще фронтовой гимнастерки.

— Господин председатель генерального секретариата Центральной рады! От имени Военно–революционного комитета я заявил вам наши протесты и предъявил наши требования. Это — решительные протесты и категорические требования. Адрес Военно–революционного комитета вам известен…

Не сказав «прощайте», Леонид Пятаков вышел из кабинета главы правительства УНР.

7

Не приходится сомневаться, что Винниченко чувствовал себя в эту минуту незавидно.

Мало того, что он устал, был взволнован и раздражен, он к тому же не мог толком разобраться и в самом себе. Сомнения и противоречия снова овладели им. Он пребывал сейчас в том душевном состоянии, для которого в русском языке есть очень меткое выражение: в растрепанных чувствах.

Посудите сами!

С одной стороны, Владимир Кириллович получил известную моральную сатисфакцию: он таки одержал верх, таки дал отпор представителю Военно–революционного комитета! Но с другой стороны…

Впрочем, в этой другой «стороне» тоже были два элемента: теза и антитеза.

Теза говорила: с ВРК надо кончать, ибо за ним стоит опасная, даже грозная сила, которая отстаивает примат идеи надгосударственного или там внегосударственного социального освобождения, — между тем как создание Украинского государства было для Винниченко первоочередной задачей. Антитеза, однако, предостерегала: сила эта — пролетариат, и, порывая с этой силой, пролетариатом, тот, кто рвет, становится, таким образом, на сторону сил, так сказать, антипролетарских…

И тут опять–таки возникало два компонента единой мысли.

Ясно, что во имя возрождения украинской государственности надо жертвовать всем остальным: тут голос национального деятеля заглушал в Винниченко все.

Но с другой стороны — ведь он, Винниченко, социал–демократ и его классовые симпатии должны быть, понятное дело, на стороне пролетариата. Это подавал свой голос в Винниченко партийный деятель. Боже мой! Что же делать?

— Панна София, или, тьфу, товарищ Галечко! — крикнул в сердцах Владимир Кириллович. — Ну его к дьяволу! Просите товарищей, или как их там — господ иностранцев, на аудиенцию!