Шрифт:
Но вот отзыв о писательстве Репина, исходящий из круга художников, казалось бы, наиболее расположенных к автору «Далекого близкого». В своих интересных записках старый передвижник Я. Д. Минченков сообщает о литературных произведениях Репина:
«Репина в литературе сравнивали с Репиным в живописи, и от этого сравнения ему доставалось немало. Когда у него начала сохнуть правая рука, карикатурист Щербов говорил:
— Это его бог наказал, чтоб не писал пером по бумаге» [126] .
126
Минченков Я. Д. Воспоминания о передвижниках, с. 172.
Сам Репин рассказывал мне, что художники Куинджи и Серов начисто отрицали его литературный талант и советовали ему воздерживаться от выступлений в печати.
Эти настойчивые, в течение десятилетий, утверждения критиков и собратьев художников, будто Репин неумелый и слабый писатель, всякому современному читателю его мемуаров покажутся просто чудовищными. Но еще более чудовищны те комментарии, которые вызывали в печати лучшие литературные произведения Репина.
Даже в его статье о Крамском критики умудрились найти какие-то низменные, грубо эгоистические чувства. Поэт и журналист, когда-то принадлежавший к радикальному лагерю, Павел Ковалевский, бывший сотрудник некрасовского «Современника» и «Отечественных записок», впоследствии порвавший с их традициями, выступил с печатным опровержением тех горестных фактов из биографии Крамского, которые приводит в своих воспоминаниях Репин. Опровержения мелочные и не всегда убедительные, но среди них есть весьма колкий намек на неискренность и лицемерие Репина [127] .
127
«Русская старина», 1888, № 6, с. 714.
В реакционной же критике прямо высказывалось, будто Репин написал мемуары с бессовестной целью унизить Крамского (!) и тем самым возвысить себя, а заодно… подольститься к богачу Третьякову, «приобретающему многие картины г. Репина за хорошие деньги» (!!!).
Словом, эти низкопробные люди навязывали Репину свой собственный нрав. «Всякий негодяй всегда подозревает других людей в какой-нибудь низости», — сказал Стасов об одном из таких критиков [128] . Исступленный ретроград Дьяков-Житель утверждал, будто в воспоминаниях Репина о Крамском «чувствуется мелкоозлобленный интерес частной сплетни» (?!) [129] .
128
Стасов В. В. Собр. соч., т. 2. Спб., 1894, с. 480.
129
«Новое время», 1888, 5 июня.
Между тем в обширной литературе о передвижниках не существует более проникновенной, правдивой и страстной статьи об их предыстории, о первых годах их возникновения и роста, об их борьбе за свои идеалы, чем эта репинская статья о Крамском, где художник с чувством сыновней признательности вспоминает пылкую проповедь этого демократа шестидесятых годов в защиту идейного боевого искусства, вспоминает созданную им коммуну молодых живописцев, из которой впоследствии выросла знаменитая артель передвижников.
Не только в печати восстал Ковалевский против репинской статьи о Крамском. По свидетельству Стасова, этот разъяренный до бешенства критик «стучал кулаком, орал» и, красный от гнева, выкрикивал по адресу Репина злобную и непристойную брань, заявляя, что порывает всякое знакомство с Ильей Ефимовичем и «никогда руки [ему] не даст».
Репин отозвался горделиво и кратко:
«Ну, черт с ним, и не нужна мне его глупая, генеральская рука» [130] .
Но в глубине души все это глубоко волновало его. Он не скрывал от друзей, что газетно-журнальная травля причиняет ему душевную боль. «…Все это тяжело переносить», — признавался он в интимном письме. Видя, что его литературные опыты встречаются в печати единодушной хулой, он то и дело пытался подавить в себе влечение к перу. «Что касается моих литературных вылазок, то я решил прекратить их совсем и навсегда», — писал он Жиркевичу 10 августа 1895 года [131] .
130
И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. 2, с. 131, 134–135.
131
Репин И. Е. Письма к писателям и литературным деятелям, с. 129.
И через тридцать лет в письме ко мне (от 24 марта 1926 года) заявлял о таком же решении:
«Я уже не люблю писать пером и — готов вечно каятьсяв своих литературных вылазках… Не буду ничего больше писать, и переписывать записокне стану, как предполагал: все мое писание — ничтожно, — Куинджи был прав».
«Все мое писание ничтожно», — это он повторял множество раз. «Виноват во всем тут мой литературный дилетантизм, неуменье выражаться» [132] — такие признания я слышал от него постоянно.
132
Репин И. Е. Письма к писателям и литературным деятелям, с. 118.
Среди современников Репина нашелся лишь один профессиональный писатель, который оценил в полной мере литературное дарование Репина. Это был Владимир Васильевич Стасов.
Едва только Репин начал писать о Крамском, Стасов уже по первым страницам угадал его литературные возможности:
«У Вас прекрасно, превосходно начато, и меня так будет восхищать, если доведете всю вещь до конца!» [133] — ободрял он художника на первых порах.
Но Репина и тогда не оставили мучительные сомнения в себе:
133
И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. 2, с. 110.
«Как хватился переписывать — опять хоть в печку бросай: плохо, плохо…» [134] .
Когда же статья наконец появилась в журнале, Стасов и через несколько лет не мог прийти в себя от восхищения.
«Это чудо что такое… — писал он Репину 17 марта 1892 года. — И я еще с большим отчаянием, чем когда-нибудь, проклял свои дурацкие, никуда не годные писания и сказал себе: „Вот как надо писать, вот человек, а что ты такое, несчастный негодный червяк!..“ Ах, какую Вы мне сделали сегодня боль — за самого себя, и какое счастье — за всех, для кого навсегда останутся эти Ваши „Записки“, глубокая страница… из русской истории, глубокая и по содержанию и по тому, кто ее с таким талантом написал» [135] .
134
Там же, с. 123.
135
Там же, с. 166.