Был ли тот день, отмеченный горькими словами и невысказанными мыслями, предвестником серьезного разлада, спрашивал он себя. Могло ли случиться так, что она не просто рассердилась на него? После того разговора он слишком мало ее видел, чтобы с уверенностью ответить на этот вопрос.

– О! Кого я вижу! – громко произнес Агостино, подняв золотой кубок с вином. Он наконец углядел Рафаэля, стоящего в широком дверном проеме. – Истину говорят, дорогой Рафаэль, уж лучше поздно, чем никогда! Садись, расскажи нам, какой шедевр задержал тебя, не дав присоединиться к нам вовремя! Торжество уже в самом разгаре!

– Скажите, вы видели Себастьяно? – спросил Рафаэль. Слова тяжело срывались с его языка. Сразу же стали заметны его смятение, смертельная бледность лица.

– Нет, не видел. Я не стал заострять внимания на том, что еще один из наших великих художников не дал себе труда вовремя появиться на моем венчании. – Киджи поставил кубок и поцеловал жену. – Если бы я не был так безумно счастлив, то вполне мог бы обидеться на подобное невнимание.

Рафаэль снова стал шарить взглядом по лицам могущественных гостей, которые, заметив его состояние, перешептывались и недоуменно поднимали брови, чтобы сразу же возвратиться к еде, питью и веселым разговорам.

– В чем дело? – спросил кардинал Биббиена, прервав беседу с сидевшим напротив него кардиналом деи Медичи и облокотясь на стол, дабы рука с рубиновым кольцом была видна всем вокруг. – Что-то случилось?

Рафаэль приложил нечеловеческие усилия, чтобы ответ получился спокойным, но голос его предательски дрогнул и сорвался:

– Я нигде не могу найти синьору Луги!

Шелест тихих голосов перешел в гул, когда из-за стола поднялся поддерживаемый под руки с двух сторон Папа. Рафаэль уже едва дышал – ужас спазмом сковал его легкие и сердце. Она не могла так поступить… она не могла просто исчезнуть…

Если ты так думаешь, то совсем меня не знаешь.

Лицо понтифика было мрачным.

– Подойди ко мне, сын мой. – Это была не просьба, а приказ. – И ты, Агостино, тоже. Присоединись к нам.

Джулио Романо метался по коридору перед лоджией, где шел пир. Над его бровями блестели капельки пота. Он вытер их рукавом. Шум голосов, смех, звон столовых приборов и бокалов, доносившиеся из лоджии, не вызывали у Джулио желания присоединиться к общему веселью. Он скрыл от учителя то, что видел, тем самым предав его. Он предал человека, которому был обязан всем в своей жизни.

Все время до встречи с Рафаэлем Джулио молча молился, чтобы виденное им оказалось ошибкой, недоразумением. Чтобы, приехав в Трастевере, они нашли там синьору Луги, и никакого Себастьяно не было и в помине, и Маргарита наконец помирилась с Рафаэлем. Когда же оказалось, что в пекарне ее нет, он уже было собрался все рассказать. Он должен был это сделать, но как? Как мог он сказать учителю, что его любимая женщина уехала с самым заклятым врагом и соперником?

Сердце Джулио не выдерживало этой мысли.

И он рассказал обо всем Киджи, могущественному банкиру, близкому другу Рафаэля, который наверняка найдет выход и нужные слова, чтобы все объяснить мастеру. Итак, Рафаэль вышел следом за сурово глядящим понтификом и Киджи, чтобы услышать весть, которая разобьет его сердце. Простите меня, учитель, думал Джулио, меряя коридор шагами. Вы подарили мне весь мир, и я обязан вам всем. Вы слишком много для меня значите, чтобы я своими словами причинил вам такую боль.

Три мрачные фигуры ступили на празднично украшенный балкон с каменной балюстрадой, выходящий на небольшие ухоженные сады. Легкий ветер доносил с Тибра солоноватый запах воды и рыбы. Они стояли, глядя на завихрения темных струй, когда Папа положил на плечо Рафаэлю тяжелую, жесткую руку.

– Лучше будет, если я скажу тебе всю правду, сын мой. Твоей женщины больше нет.

Слова его возымели немедленное и гибельное действие. Словно тошнота, к горлу Рафаэля подступил вкус предательства, разъедающая горечь. Что-то подобное, мелькнуло в его голове, должно быть, чувствовала Мария. А потом…

Этого не может быть… Не должно… Это какая-то ошибка!

– Нет? – Он выплюнул это слово, будто оно не давало ему дышать. – Что вы об этом знаете? Где она? Почему исчезла?

– Сердце истекает кровью, сын мой, из-за того, что я вынужден сказать тебе такое, но мои люди следили за твоей синьорой несколько дней. Меня предупредили, что следует быть готовым к подобному повороту событий, и, увы, так оно и вышло.

Рафаэлю показалось, что он стал участником какой-то жестокой шутки. Все было каким-то неправильным и невероятным.

– Я буду говорить с тобой начистоту, сын мой, потому что вскрытый нарыв заживает быстрее. Я скажу тебе, что твою женщину видели покидающей Рим за спиной всадника.

Взбудораженное ужасом сознание Рафаэля судорожно ворошило воспоминания. Он ее любил. Они поспорили, и только. Но почему тогда эта горечь комом застряла в горле? Горячее, острое чувство никак не поддавалось доводам рассудка и не желало уходить. Его предали.