– Это ложь! – В широко раскрытых глазах Рафаэля плескалась паника. – Вы смотрели возле загона Ханно? Она часто ходит туда, когда…

– Рафаэлло, мальчик мой, – успокаивал его понтифик. – Прошу тебя, ее нет возле зверя. Не надо усложнять свое положение. Она с самого начала не стоила тебя.

У Рафаэля стали подгибаться колени, и он прислонился к каменной колонне. Воздух по-прежнему не желал проходить в легкие. Он коснулся камня. Боже… Боже…

– Для меня она стоила целого мира. – Его голос упал до шепота.

– Ты не первый, кому довелось ошибиться в женщине, – вступил Киджи. – Ты теперь богатый человек. Женщины ее положения могут казаться исключительно покладистыми, пока получают достаточно… денег и подарков.

Он все еще не мог дышать. Его легкие были сжаты какой-то горячей мощной силой.

– Она никогда ни о чем не просила и принимала мало подарков.

– Ну, какое-то время она была спутницей великого Рафаэлло, видимо, этого ей было достаточно.

Рафаэль посмотрел на понтифика сквозь влажную пелену.

– Человек, с которым она уехала, это Себастьяно?

– Боюсь, мы точно не знаем, кто это был, но вот отсутствие синьора Лучиани на сегодняшнем празднестве кажется нам странным. Он тоже получил приглашение на свадьбу.

Рафаэль запустил обе руки в волосы и сделал первый вдох. Легкие обожгло, будто он вдохнул не воздух, а пламя.

– Кто вам об этом сказал?

Киджи и Папа обменялись быстрыми взглядами.

– Твой помощник, – признался Киджи. – Джулио Романо недавно подошел к нам, не зная, как тебе обо всем сказать.

Рана заболела еще сильнее, будто стала глубже.

Джулио тоже? Только не он!

– Он точно видел Маргариту?

Понтифик пробормотал краткую молитву на латыни и покровительственным жестом положил пухлую руку в перстнях на плечо Рафаэлю.

– Сын мой, – мрачно промолвил он. – Известное нам о твоей женщине, увы, не оставляет места для сомнений. Джулио сказал, что хорошо знает ее лицо. Давай же теперь молиться за твою бессмертную душу и за возвращение бедной заблудшей женщины на путь истинный, где бы она сейчас ни была.

Часть третья

Так мучает меня сжигающая страсть,

Своею красотой меня ты ослепила,

Что верная рука безвольной плетью пасть

Стремится и писать нет силы…

Из сонета Рафаэля Санти

30

Декабрь 1515 года

Сколько времени прошло? Дни пронеслись или часы?

Мгновения, как цвета на фреске, смешивались в одно целое. Время проплывало мимо Рафаэля, незаметное, ненужное. Или он просто не хотел знать, как долго ее не было рядом?

Он не спал и не пил вина, которое Джулио и Елена постоянно оставляли перед ним, надеясь, что оно смягчит боль, пока не затянется рана. Он не мог находиться ни в доме на Виа Алессандрина, ни у себя, на Виа деи Коронари. Оба дома хранили слишком много воспоминаний о ней и эскизов с лицами Мадонны.

Острые крючья памяти рвали его сердце, когда он бродил по городу, понурив голову в широкополой шляпе. Он не видел ни людей, ни зданий. Ему просто хотелось затеряться в лабиринте безликих улочек, спрятаться от всего, что могло напомнить о ней. Но куда бы он ни бежал, боль настигала его и там с новой силой, новыми воспоминаниями, новой мукой. Жестокая, терзающая, она не покидала его ни днем, ни ночью. Все было не так, неправильно. Его сердце не желало принимать известия, каждым ударом повторяя, что этого не могло быть. Но мысли украдкой, исподтишка просачивались в сознание. Правда ли она так рвалась за него замуж? Хотел ли этого он? Может, кто-то предложил ей больше? Или сделал это быстрее? Где Себастьяно? Его уже несколько дней не видели в Риме. Неужели она действительно не понимала, что движет этим человеком? Тут в игру вступало воображение, и перед глазами возникали картины одна страшнее другой. Разочарование на се нежном лице, когда она смотрела на него в последний раз. Обида в голосе, вызванная колкостью Папы на ее счет.

Одна из улочек, по которым шел Рафаэль, заканчивалась тупиком у каменных ступеней. Рафаэль поднялся по ним, пройдя мимо коренастого уличного торговца с лотком спелых лимонов, зазывавшего покупателей громким неприятным голосом. Через пару ступеней от него стоял босоногий мальчик с протянутой рукой. Проходя по старой римской дороге, вымощенной каменными плитами еще во времена Юлия Цезаря, Рафаэль старался отогнать от себя мучительные мысли, сожаления. Но как бы ни старался, они возвращались с удвоенной силой. Я не должен был прислушиваться к сомнениям, которые она высказывала. Надо было отвезти ее в Урбино и там на ней жениться. Я не должен был давать ей ни малейшего шанса усомниться в нашем будущем!

Эти слова повторялись снова и снова, как рефрен, не давая ему ни думать, ни есть, ни спать, ни писать. Ему казалось, что он стал грязным бездомным нищим, которые наводняют темные окрестности Борго возле папской резиденции, где он сейчас скитался. Беспомощный, потерянный и опустошенный.

Вот уже несколько дней кряду ноги сами несли Рафаэля в сады Ватикана, к большому вольеру, где обитал Ханно, гордость понтифика. Память послушно возвращалась к тем временам, когда Маргарита уговаривала его навестить несчастное животное. Она была нежна с Ханно, и тот отвечал лаской на ласку, касаясь ее плеча хоботом. Она была с ним добра, как и со всеми, кто попадался ей на пути.