Чувствую, ситуация висит на волоске, приглашаю в ресторан.

Помните, Николя, что «Доминик» слыл излюбленным местом деловых встреч и переговоров? Уютные столики с венскими стульчиками, отменный выбор напитков, большое меню легких закусок — все, что нужно для общения. Правда, ходить с дамами в это исключительно мужское заведение не принято.

Вошли мы втроем. И тут началось. Валерия скидывает в гардеробе теплый жакет, первой проходит в зал и выбирает столик рядом с окном. Хотя Ванзаров предпочел бы сесть где-нибудь в углу, не на виду.

Официанты и буфетчики откровенно глазеют и посмеиваются. Вижу, закипает Ванзаров. Я ему строгий взгляд послал: выдержка и терпение. Он сигнал принял.

Подходит официант в благородно-черном сюртуке, из-под которого торчит крахмально-белый фартук, и, не скрывая наглую ухмылку, предлагает карту напитков.

— Лера, что желаешь? — спрашиваю исключительно светским тоном.

— Я бы предпочла сакэ.

— Не держим-с такого, — отвечает официант.

— Тогда абсент.

Себе и Ванзарову я заказал кофе с коньяком.

Как раз вовремя появился Джуранский. Ротмистр увидел, в какую историю угодил его начальник, отвернулся вежливо и выбрал столик так, чтобы держать под контролем входную дверь. И на том спасибо.

Официант поставил изящные чашечки и бокал с зеленой жидкостью, лопатку и сахарницу с горкой колотого сахара. Лера кидает рафинад в бокал, с треском размешивает и делает большой глоток. Но этого ей мало. Вытаскивает серебряный мужской портсигар, зажимает папироску в зубах, чиркает спичкой и, затянувшись, выпускает в лицо Ванзарову струю дыма.

— Ну, мужчины, о чем молчим?

— Лера, у нас к тебе важное дело, — говорю.

Как нарочно, она опять пыхнула дымом:

— Курильный салон ищете?

— Нужно найти тех, кто регулярно употребляет опий, — отвечает Ванзаров так вежливо, что у меня мурашки по спине побежали.

Герцак усмехается и делает глубокую затяжку:

— Полицейские хотят попробовать опий! Вот это да!

— Я же тебе все объяснил, — говорю.

— Аполлоша, не нервничай! — пресекает она. — Вы, мужчины, такие нежные!

И демонстративно тушит окурок о стол. Официант чуть поднос не выронил.

— Лера!..

— Аполлон, помолчи! — она мне сурово. — Вот вы, Ванзаров, типичный слуга режима, палач свободы и так далее. Чем живете, чем увлекаетесь, скажем, есть у вас хобби?

— Хобби есть, — отвечает мой дорогой палач свободы. Ну, думаю, все, конец. Сейчас начнется.

Лера улыбается своей лошадиной физиономией и давай в петлю лезть:

— Это какое же?

— Обожаю ловить негодяев, — Ванзаров отвечает.

На всякий случай кашлянул, дескать: выдержка и выдержка.

Суфражисточка моя фыркнула:

— Глупость! Надо увлекаться чем-то особенным, восточным, да хоть японским!

— Это зачем же такое счастье? — Ванзаров спрашивает.

— Нам всем надо учиться японской культуре. Какая тонкость, какая изысканность во всем! Гармония человека и природы!

Ванзаров чашку отодвигает от греха подальше и говорит:

— Не люблю эти восточные штучки. Особенно японские. И раньше не любил, а уж как началась война… Что хорошего в японцах? Едят сырое. Ходят в халатах. Дома из бумаги строят.

— А самурайский дух, а кодекс чести воина? Это же прекрасно! Если князь самурая погибает, самурай убивает себя. Нам бы такую преданность!

Что делает! Что творит! По глазам вижу: выдержки у друга моего на донышке осталось.

— Знаете, барышня, русский офицер, конечно, не самурай, но что такое честь, хорошо знает, — говорит он. — А погибает из-за бездарных генералов, которые и его, и простых солдат считают пушечным мясом. Во всех войнах примеры найдете. И заметьте, никто из этого культа не делает.

Официанты и буфетчики пялятся, как на цирк. Я под столом за край пиджака его дернул — бесполезно, не реагирует.

Лера за свое:

— Но как же высокая культура японцев?

— Почитайте газеты, как эти высококультурные господа недавно вырезали обоз раненых казаков, которые даже шашку поднять не могли. И ведь мало культурным японцам, что резали беспомощных. Солдатикам нашим, еще живым, уши отрезали и в рот запихивали.

— Это война, наши тоже не ангелы.

— Не ангелы. Только не люблю, когда образованные люди делают из чужого теста русский хлеб. Пусть японцы живут, как им положено, по-японски. Хотят — животы себе режут, а хотят — под цветущими вишнями сидят. Я не против. Только и мы будем жить по-своему.