Шрифт:
Мебува поник.
Сберегатель гробницы повернулся к толпе. Он понимал, что сейчас нужны слова, которые уменьшили бы впечатление от смерти больного, объяснили её, повернули бы настроение толпы, оставив неизменно великой славу Али-Шахимардана. Надо было срочно восстановить силу святого Али, поколебленную смертью мальчика и словами Мебувы.
– Человеку не дано знать суть дел небесных, - начал Миян Кудрат, - и если исчерпана его земная доля, дни его сочтены. Так написано на скрижалях судьбы каждого, и никто не может изменить этого предначертания... Вечная бренность одной человеческой жизни даёт всевышнему возможность поддерживать вечное бессмертие всего человечества... Мудрец говорил: когда приходит посланник смерти, мы хотим убежать в цветущий сад; но даже убежав в цветник, человек не избавляется от смерти, ибо у всех один удел - кладбище... Смерть - конечная доля каждого.
Смерть - это воля божья. Её нельзя изменить или оспорить!
Человек должен подчиниться воле божьей, чтобы не вызвать гнева аллаха... В священном шариате, на страже которого всегда стоял Али-Шахимардан, сказано: если человек должен умереть или уже умер, плач и стоны бесполезны. Они равны сопротивлению воле божьей и поэтому являются величайшим грехом. Мы все рабы божьи, а у раба божьего нет другого выхода, кроме смирения перед волей божьей и в жизни, и в смерти. Поэтому не надо плакать над мертвыми, не надо стонать и убиваться над ними.
Если к человеку пришла смерть, значит, ковёр его судьбы соткан из чёрных ниток, а чёрные нитки ещё никому не удавалось отмыть добела ни живой, ни райской водой!..
4
Никогда еще не испытывал маленький Хамза столько волнений. Это были даже не волнения, а глубочайшее потрясение его немногих представлений и понятий о жизни, его только ещё начинающих складываться детских чувствований и ощущений.
Несколько лет подряд соблюдал Хамза запреты и ограничения шариата, готовясь принять покровительство Али-Шахимардана.
И все эти годы окружавшая мальчика жизнь полностью соответствовала толкованиям шариата.
Радость приобщения к духу святого Али была велика. Душа Хамзы вознеслась необычайно высоко, всё действительно было хорошо и справедливо вокруг, как и говорилось об этом в шариате, как это и обещал отец за послушание и соблюдение верности уложениям шариата. Душа Хамзы летала в небесах, она была почти рядом с духом Али-Шахимардана, а может быть, даже рядом с духом самого пророка Магомета.
Одним словом, по детскому своему разумению Хамза уже ощущал себя настоящим мусульманином. Он чуть ли не видел себя сидящим на ступеньках престола всевышнего - около большого и пышного кресла с четырьмя ножками и большой спинкой, на котором восседал величественный старец в белой чалме с огромными чёрными глазами - точная копия Мияна Кудрата.
Ещё бы немного, и Хамза увидел себя сидящим на коленях у самого аллаха.
Но тут появились Мебува и носильщики с неподвижным мальчиком...
И вся устойчивая картина справедливости окружающего мира искривилась в глазах Хамзы, заколебалась, дала трещину и в конце концов рухнула.
Всё окружающее неузнаваемо изменилось перед Хамзой. Мир потускнел и померк. Потухло солнце.
Впервые видел он смерть человека...
Маленькое сердце Хамзы превратилось в комок страха. Рушились горы вокруг, и осколки скал летели прямо в грудь мальчика.
Душа была залита болью. Птица страха рвалась наружу, сердце не могло больше выдержать напряжения. Хамза чувствовал, что теряет сознание, он ничего не слышал и ничего не видел перед собой, он умирал вместе с сыном Мебувы.
– Не надо, не надо, не надо!
– шептал Хамза, заливаясь слезами и прижимаясь к отцу.
Но что-то большое, широкое и сильное, как течение могучей полноводной реки, уже вливалось в душу мальчика, что-то, рождённое сердцем, неостановимо входило в его существо, чтобы остаться там навсегда.
Неутолимое сочувствие живой человеческой плоти, обрывающей земную нить своего бытия, вспыхнуло ярким пламенем, ожгло душу нестерпимо, невыносимо...
Хамза пошатнулся и начал сползать к ногам отца. Хаким-табиб испуганно подхватил сына...
И вдруг что-то изменилось на площадке перед гробницей.
– Вы убийца моего сына!..
Мебува, растерзанный и страшный, с размотавшейся чалмой, сверкая глазами и сжав кулаки, медленно шел на Мияна Кудрата.
– Вы убили моего сына!..
– дико закричал Мебува и вытянул руку в сторону главного шейха.
Смотритель гробницы, бледнея, отступил перед стариком.
– Убийца! Убийца! Убийца!
– пронзительно, как помешанный, кричал Мебува.
– Если бы я не был таким простаком и не доверился вам, мой сын был бы жив!.. Вы и ваши злодеи дервиши отняли жизнь у моего сына!
Лицо Мияна Кудрата покрылось испариной. Он не ожидал ничего подобного. Гнев старика будто парализовал его волю.
Краем глаза косился Миян Кудрат на родственников, но шейхи Бузрук и Хурумбай растерянно пятились вместе с ним от Мебувы, а шейха Махсума вообще не было видно.