– Эй, божьи люди!
– зычно крикнул Миян Кудрат.
– Довольны ли вы пищей, которую послал вам Али-Шахимардан?

– Довольны! Рахмат!
– кривляясь и гримасничая, закричали в ответ дервиши.
– Святой Али хороший хозяин!

– Тогда устройте нам радение, но только настоящее радение!
– двинулся к дервишам главный шейх.
– К нам прибыл смиренный мусульманин, у сына которого в сердце поселились дьяволы! Только вы одни, самые честные и праведные мусульмане, можете изгнать их. Ло иллохо! Илло оллоху!

– Е-хув! Е-хак!
– завопили дервиши.
– Ло иллохо! Илло оллоху! Е-хув! Е-хак!..

Что тут началось! Даже много дней и недель спустя не мог забыть маленький Хамза этого жуткого зрелища.

Напутствуемые высшим духовным лицом Коканда и Маргилана, дервиши начали топтаться на месте, качаться из стороны в сторону, трястись, прыгать, подскакивать, приплясывать, то и дело вскидывая вверх руки, задирая ноги, запрокидывая головы. Они запричитали, заплакали, заголосили, завыли так, как не смогла бы сделать это тысяча отборных злых дивов и дьяволов.

Железный хлам и медная посуда, привязанные к их поясам, издавали неимоверный шум - горная лавина и камнепад не смогли бы сравниться с какофонией этих звуков.

– Е-хув! Е-хак! Ло иллохо! Илло оллоху! Е-хув! Е-хак!

Дервиши паясничали, гримасничали, падали на колени, катались по земле, вскакивали, кидались друг на друга, снова падали, дрыгали ногами, скребли землю руками, засовывали пальцы в рот, царапали лицо, полосовали свои рубища и лохмотья... Это было действительно настоящее фанатичное радение! Вид людей, беснующихся, неистовствующих, рвущих на себе длинные, грязные, свалявшиеся волосы и бороды, выворачивающих руки и ноги, наносящих себе раны, был воистину страшен и отвратителен.

Но всё было правильно - дервиши изображали злых дивов и дьяволов. Они и должны были быть похожими на самых диких и ужасных чудовищ, поселившихся в сердце больного. А нанося себе раны, они тем самым пугали этих дивов, убивали их в себе, грозили им, изгоняли их из сердца больного.

Хамза спрятался за спину отца. Мальчика бил нервный озноб, он дрожал от ненависти и отвращения к дервишам.

– Ата, ата!
– звал Хамза отца.
– Уйдём отсюда!

Но Хаким не двигался с места. Он знал, что с радения уходить нельзя, - в своём фанатичном ослеплении впавшие в безумие дервиши могли догнать уходящего и убить на месте.

Один из дервишей, карлик с тонкой змеиной шеей и огромной головой, с отвислыми губами, с вывернутыми красными веками трахомных глаз, самый неистовый и безумный, раскровенив лицо, бил себя в покрытую струпьями грудь острым куском железа, терзал ударами свою тщедушную плоть, оставляя каждый раз на теле широкие кровавые полосы. Он был забрызган собственной кровью, и казалось, что тот дьявол, которого он изображал и который "сидел" внутри больного, должен был бы уже давно упасть бездыханным, но шайтан был живуч и упорно сопротивлялся.

И тогда карлик, отбросив железку и завизжав, будто придавленный упавшим на него сверху куском скалы, бешено завертелся волчком на месте. Его примеру последовали остальные дервиши, и все они стали похожи на маленькие пыльные смерчи, кружившиеся около носилок.

– Е-хув! Е-хак!
– вопили дервиши.
– Ло иллохо! Илло оллоху!.. Е-хув! Е-хак!..

Неожиданно карлик прыгнул через носилки...

За ним прыгнул второй дервиш, третий...

И снова завертелись волчками вокруг себя, снова закружились около носилок маленькими и неистовыми пыльными смерчами.

– Е-хув! Е-хак!
– неслось из клубов пыли.
– Е-хув! Е-хак!..

Выглядывая из-за спины отца, Хамза видел, как с самого начала радения мальчик на носилках как бы весь подобрался. Он боялся дервишей: они действительно были похожи на дьяволов.

Несколько раз мальчик пытался поднять руки, загораживаясь, но руки не слушались его. Когда же начались прыжки, он завозился, задёргался и вдруг сел на носилках.

– Ата! Ата!
– заплакал мальчик, зовя Мебуву.
– Мне страшно!

– Чудо! Чудо!
– закричал Миян Кудрат, обращаясь к толпе паломников и зрителей.
– Он двигается! Святой Али услышал нас! Всевышний посылает нам свое милосердие!

Мебува поднял голову. Он не верил своим глазам - его сын, бывший неподвижным столько дней, сидел на носилках.

Карлик, оскалясь и испустив душераздирающий вопль, неожиданно упал на землю и пополз как ящерица к носилкам, гримасничая и кривляясь...

И - свершилось!

– Я боюсь! Я боюсь!
– забился в истерике мальчик.