Как правило, это происходило в форме поединка. Против молодого человека выходил опытный авгур. Естественно, авгур был куда лучшим бойцом, у его противника просто не было шансов. Молодых людей избивали до тех пор, пока они не потеряют сознания – или пока голем не проявит хоть малейшие признаки жизни.

Отобранных претендентов увозили в пограничные крепости, где начинали обучать искусству поединка. Выживал примерно один из десяти кандидатов, но эти выжившие становились по-настоящему грозной силой. И дело даже не в том, что поединщики идеально владели любым ручным оружием, а в подчинявшихся им големах.

Силы поединщиков были не равны и непостоянны. Некоторые из них могли управлять пятью – семью големами, другие – большим количеством. Еврисфей управлял почти шестью десятками, и считался довольно сильным. Но во флоте были такие, кто водил в атаку силы в три-четыре раза большие, кто мог даже перехватить управление чужими големами. И ходили легенды о Древних Полководцах, под командованием которых в бой шли сотни големов…

Здесь, среди этих застывших гигантов, под бронированной кожей которых дремали механические мышцы, Эйден ощутила странное спокойствие. Впервые она без страха подошла к парапету и, опираясь острыми локтями о перила, склонилась над Безной.

Сейчас Бездна совсем не казалась Эйден пугающей. Внизу, среди клочковатых облаков проплывали острова, по большей части небольшие и наверняка необитаемые, а далеко под ними жило своей не знающей отдыха жизнью Ядро. Эйден смотрела туда и думала, каково это – падать в эту бездну, падать и знать, что погибнешь…

На одном из островов вспыхнул и тут же погас тусклый огонек – должно быть, там были люди. Многие необитаемые острова служили базами для Ныряющих, торговцев или бандитов; на некоторых из них скрывались от правосудия беглые каторжники или агенты разведок Империи или Союза. В общем, необитаемые острова, на поверку, часто оказывались очень даже обитаемыми.

Эйден вновь вспомнила Персефону, и почувствовала, как сжалось сердце от грусти. но это была светлая грусть; душа весталки постепенно находила равновесие. Ей вспомнился один из их разговоров, когда Персефона сказала ей о том, что знает их с Тристаной тайну…

– Перси…

– Эйден, – девушка приобняла весталку за плечи, – я знаю. Все это знают.

Эйден густо покраснела и тихо спросила:

– Правда?

– Тебе нечего стесняться, – уверено сказала Персефона. – Ваши чувства… они так прекрасны. Достаточно просто видеть ваши глаза, чтобы это понять.

Смущенная Эйден спрятала лицо на плече Персефоны.

– Но ведь это… неправильно?

– Почему же? – улыбнулась Персефона. – А что правильно в этом странном мире? Разве вся жизнь Ойкумены не кажется какой-то чудовищной ошибкой? Летающие острова, непрекращающаяся война, мутации – вот что не правильно, а не ваша любовь…

Странный звук отвлек Эйден от ее мыслей, а затем слева от нее на палубу фрегата скользнула какая-то тень. Эйден быстро достала небольшой стреломет – подарок Тристаны. Однако, ничего страшного не происходило. А затем до слуха весталки донесся новый звук, и этот звук был мирным и спокойным…

Все еще сжимая в бледных пальцах стреломет, Эйден шагнула к одному из големов. Звук доносился от него. Сперва весталка увидела серое пятно на плече стального гиганта, а лишь затем поняла, что это. На плече голема сидела Лу. Уху обнимала крыльями своего ухуенка, вылизывая серебристую шерсть сбоку его большеглазой мордочки.

И вновь тоскливо сжалось сердце Эйден – Лиза для нее всегда неотъемлемо ассоциировалась с Персефоной.

– Они очень верные животные, – говорила Перси, почесывая горло Лу. Та довольно урчала. – Никогда хозяина без приказа не покинут. Правда, их можно послать куда-нибудь с письмом – один раз это мне уже спасло жизнь. А если, не дай Творец, на тебя кто-то нападет…

«Никогда не покинут хозяина…» – Эйден чувствовала, что она вот-вот узнает что-то важное, – «но их можно послать куда-нибудь с письмом.»

Она аккуратно приподняла крыло Лу. Уху недовольно уркнула, но Лиза, узнав хозяйку, тут же принялась облизывать шершавым язычком пальцы весталки.

«Один раз это уже спасло мне жизнь…»

Еще не веря до конца, что такое возможно, Эйден приподняла лапку Лу. На миг ее обожгло разочарование – она не нашла то, что искала. Но уху, поняв, что хочет от нее Эйден, сама протянула девушке вторую лапку. К которой была привязана записка.

Почерк Персефоны был едва понятен, будто она писала левой рукой: