Шрифт:
— Прохожий человек! — ответил Быков. — Переночевать зашел к вам. Он уже узнал голос отца и теперь готов был разнести и двери, и окна, и самый домик: того только не хватало, чтобы в такую пору возиться со старым упрямцем…
— Нешто другого места не мог найти для ночевки?
— Тут понравилось очень.
— А кто такой? — снова повторил старик.
— Сына к себе не пускаешь?
— Будто голосом ты с сыном не схож.
— Брось шутки.
— Нет, ты скажи: подлинно ли сын мой?
— Петр Иванович Быков, собственной персоной.
— А как ты попал сюда?
— Откроешь — тогда расскажу.
— А ну-ка скажи, где мы с Ванюшкой в Москве жили?
— На Якиманке.
— Точно. А мать твою как звали?
— Матрена Игнатьевна.
— А кто твой крестный отец?
— Ты что, жилы из меня вымотать хочешь? — окончательно рассердился Быков. — Не то, гляди, уйду от тебя!
— Нет, не уходи! Так уж и быть, открою, — забеспокоился старик. — Сейчас задвижки отодвину. Одна минута!
— И не стыдно? — спросил Быков, входя в комнату.
Отец с виноватой улыбкой ответил:
— Ты уж не сердись, Петенька! Я запамятовал, голоса твоего не признал…
— И ничего ты не запамятовал… Горе мне с тобой…
— Сам не знаю, как обознался. Тут сидел, роман один читал про железную маску, и до того тошнехонько стало, вдруг в дверь застучали. Мне, поверишь ли, показалось, не сыщик ли ломится!
— Вот ты меня полчаса у дверей и проморил.
— И больше продержал бы, если бы ты ругаться не стал, — чистосердечно признался отец, и оба они рассмеялись.
Смехом обязательно кончались их нечастые ссоры. Отец и сын сели на скамейку, и старик вдруг сказал:
— Духота в комнатах страшенная, я на полу сплю. Есть тут, правда, хозяйская старая перина, да не по нутру она мне. Как только улегся на ней — так, считай, без сна промучишься.
Быков не решался сразу приступить к расспросам о главном и давал старику выболтаться. Вот уж когда наговорится вдоволь, обязательно придется ответ держать…
Но словно чувствовал старик ехидный замысел сына и без передышки говорил, говорил, говорил…
— Тебе, небось, и сотой доли не выпадало, — разглагольствовал он, — а я-то всего навиделся, страшно и вспомнить! Смолоду где только не перебывал! Даже санитаром служил в сумасшедшем доме. Там такое со мной стряслось! Дамочка там одна находилась. Она сама также из сумасшедших была и буйная. У ней такое убеждение было, будто все ей смерти желают и поить хотят кофеём с иголками. И что бы ей на стол ни поставили, она всегда сопротивлялась: принесут ей тарелку, она кричит: «Не буду пить кофей с иголками! От меня потворства злодеям не ждите!» И как её ни уговаривали, она пустословит…
— Ты что же, думаешь, будто я к тебе пришел небылицы слушать?
— Зачем небылицы? — ответил старик, испуганно моргая красноватыми веками. — Просто к слову пришлось.
— Странный ты человек, право! Расскажи-ка лучше, почему здесь остался, не уехал с отрядом?
— Сомнение меня взяло.
— Всегда ты что-то несуразное придумаешь…
— Сомнение, говорю, разбирать стало.
— Какое же сомнение тебя истомило?
— Сразу и не расскажешь. Я домой по делу побежал, прихожу, а здесь никакого порядка. Собака не накормлена, куры по соседним палисадникам разбежались. Стал собирать — ан и вечер близко. Я бегом на вокзал, а поезд уходит. Ну, и побоялся на ходу прыгать.
— Правду говоришь?
— Ей-богу, не вру! — перекрестился отец. — А они мне шапками машут. И Тентенников и Ванюшка…
— Вот и зарапортовался!
— Неужто зарапортовался? — смутился старик.
— Если бы Ванюша тебя в последнюю минуту увидел, он без тебя ни за что не уехал бы.
— И то, может, мне показалось.
— А то и придумал?
— Может, придумал.
Быков подошел к старику, ухватил его за локти, приподнял и громко сказал:
— Коли правды не скажешь…
— Насчет поезда соврал, — признался старик, тараща неподвижные глаза на сына.
— Неправильно поступил… Теперь нам с тобой не житье.
— Почему так думаешь?
— Я же тебе говорил: войдут белые в город, сразу начнут обыскивать, расспросы да розыски. Доберутся и до твоего дома, найдут тебя с твоими соленьями да вареньями. «Кто такой? — спросят. — Что за птица? Откуда прилетела в Эмск?» Соседи злые докажут: «Красного летчика Быкова отец».
— Чего не бывает на свете? — насупился отец. — Конечно, докажут.