— Брэм, мы не могли бы вернуться… туда, где остановились?

«Очевидно, нет», — подумал он. И тут же спросил:

— Но что же с тобой случилось? Скажи мне правду.

— Я… — Она колебалась. Но потом все же решила, что лучше быть честной. И пусть он делает с правдой все, что захочет! — Это шрамы от кровопускания.

— Так много?.. А я думал, ты не болела в детстве.

— Я и не болела. Но это не помешало хирургам попытаться вылечить меня.

— Расскажи, — потребовал Брэм.

Она отвела взгляд. Пульс стучал у нее в ушах как предупреждение.

— Ты же видела мои шрамы, — напомнил он, слегка отстраняясь. — И я все рассказал тебе, не так ли?

— Это было через год после смерти мамы. — Сюзанна не узнавала собственный голос. — Папа тогда подумал, что мне нужно женское влияние, чтобы кто-то проследил за тем, как я превращаюсь в молодую леди. И он отправил меня в Норфолк к родственникам.

— И там ты заболела?

— Только ностальгией. Но мои кузины не знали, что со мной делать. Они считали своей обязанностью подготовить меня к выходу в свет и боялись, что я никогда не впишусь в него. Ведь я слишком высокая и с веснушками к тому же. А мои волосы приводили их в отчаяние. Да и мое поведение оставляло желать лучшего. Я была… трудной.

— Конечно, была.

Услышав это замечание, Сюзанна почувствовала болезненный укол. И Брэм, должно быть, заметив, тотчас пояснил:

— Я только имел в виду, что ты вела себя совершенно естественно. Ведь тебя отправили жить к абсолютно незнакомым людям, а твоя мама совсем недавно умерла.

Она кивнула:

— Да, верно… И сначала они это понимали. Но когда прошли недели, а мое поведение не изменилось к лучшему… Они подумали, что со мной что-то не так. И тогда они позвали докторов.

— И тебе пускали кровь.

— Для начала. А потом в течение долгого времени мне прописывали разнообразные процедуры. Но я не реагировала на все это так, как они надеялись. Во мне действительно есть упрямство.

— Я заметил.

Брэм улыбнулся, а тепло в его глазах придавало ей сил продолжать.

— Доктора все чаще пускали мне кровь. И пичкали меня рвотными и слабительными средствами. Тогда я стала отказываться от еды, пряча ее в буфетах. Но они звали докторов снова и снова. Когда я начала драться с ними, они решили, что у меня истерия. И лечение… усилилось. Двое слуг удерживали меня, чтобы доктор мог пустить как можно больше крови. Кроме того, они закутывали меня в одеяла и держали так до тех пор, пока я не пропитывалась потом, а затем вынуждали меня купаться в ледяной воде. И еще… — Сюзанна судорожно сглотнула. — Они сбрили мои волосы и ставили пиявки на голову.

— О Боже! — воскликнул Брэм. Чувство вины исказило его лицо. — Ведь на днях, на площади, я угрожал отрезать твои волосы.

— Нет, Брэм, пожалуйста, не вините себя. Вы же ничего не знали.

Он тяжело вздохнул.

— Хорошо, рассказывай…

— Вообще-то я уже рассказала о самом худшем. Так что в результате… В конце концов, я так ослабела от всего этого, что действительно заболела. Но теперь все в порядке. Я выжила.

Сюзанна улыбнулась, пытаясь скрыть слезы.

Брэм кивнул и пробормотал:

— Думаю, за это стоит благодарить твое упрямство. Не сомневаюсь: ты просто не хотела умирать.

— Да, что-то вроде этого. К счастью, я не помню большую часть болезни. Я настолько ослабла, что они послали нарочного к моему отцу, думая, что мои дни сочтены. Отец прибыл, бросил лишь один взгляд на меня, потом завернул в свой плащ и сразу же увез из этого дома. И он был в ярости.

— Да уж… Могу поверить. А я в ярости сейчас.

Сморгнув блеснувшую на ресницах влагу, Сюзанна вновь заговорила:

— Он купил Саммерфилд, чтобы я смогла поправиться на море, и мы переехали сюда. И я выздоравливала. Мне не нужны были ни доктора, ни хирурги — только сытная еда и свежий воздух. Как только я почувствовал, что достаточно окрепла, стала делать физические упражнения. А потом… Видите ли, мой отец в конце концов взял меня в Лондон, чтобы представить ко двору. И, как предсказали мои кузины, я не «вписалась» в высшее общество. Но в танцевальных залах я видела многих девушек, которые по тем или иным причинам не соответствовали представлениям окружающих. И вот их, бедняжек, могли отправить на какой-нибудь ужасный курорт, чтобы они прошли «лечение», в котором совсем не нуждались. И тогда я начала приглашать их сюда на лето. Сначала приехали всего несколько, но затем их число начало расти с каждым годом. А миссис Николс радовалась все новым и новым постояльцам в гостинице.

— И ты тогда решила стать целительницей.

— Да, верно. И полагаю, что у меня получается.

Брэм снова провел кончиками пальцев по ее шрамам.

Их было очень много — от тонких линий, сделанных бритвой, до толстых узловатых свидетельств грозного ланцета.

— Проклятые мясники, — пробормотал он. — Я видел, как ветеринары вскрывают артерии лошадей, нанося им гораздо меньше ран.

— Следы были бы не так заметны, если бы я меньше боролась. Они… — Она из-за всех сил пыталась не отвести взгляд. — Они внушают вам отвращение?