треугольным наконечником - это на крупного зверя.

– Давно. Я ведь, сзади иду.

– Что не говорил?

– Зачем? Он идёт себе и идёт, может, простое совпадение, что за нами, если бы охотился, такой шум не создавал.

– Он просто очень большой,- замечаю я, поэтому и шороха от него много.

– Ну, да, конечно, разве не помнишь, как степные мамонты ходят? Заметишь их только

тогда, когда они в метре от тебя.

– И все же он идёт за нами,- я уверен в своих предположениях, как мне не нравится данная

ситуация, мороз продирает спину, даже на таком расстоянии ощущаю зловонье,

исходящее от его тела и долетают невнятные всхлипывающие звуки.

Приходится уходить в воду. Усаживаю на плечи Светочку, она с радостью

обхватывает острыми коленками шею и цепляется ручонками за голову.

– Но, но, коняшка,- смеётся она.

– Тихо, кошка дикая,- зыкнул на неё,- уроню, в муравейник упадёшь, попу накусают!

Семён, хотевшего возмутиться Игоря, так же закидывает на плечи. У него там

удобно, на его плечах могут даже пару взрослых поместиться.

Хлюпаем по воде, ноги ощущают шапку из сплетения корней и листьев. Пока они

хорошо держат наш вес, но мы уходим всё глубже и глубже в болото. Может, это даже не

болото, а некогда происшедший разлив реки, но вода застоялась и потихоньку гниёт.

Плавает всевозможный мусор: обломки веток, сучки, мох, раздувшиеся трупики мелких

зверюшек. Отгоняем палками, поднимаем муть со дна. Булькает. На поверхность

вырываются воздушные пузыри, взрываются как хлопушки, наполняя воздух

тошнотворным запахом. Вроде как, что-то холодное и скользкое тронулось о ноги,

шарахаюсь в сторону, поднимая тучи брызг, вонзаю меч, но утыкаюсь в ил. Девочка

пугается, припухла на моей шее, вцепилась за уши, морщусь от боли, но замечание не

делаю. Сзади зло ругается Семён, погрузившись до подбородка, с шумом выбирается из

ямы, отдирает от рук жирных пиявок, отбрасывает в сторону. Вода вспенивается,

мелькают белые брюха водяных гадов, хлопают широкие пасти, заглатывая насосавшихся

крови пиявок.

Деревья истончились, кое-где стоят лишённые листвы, в лохматых лишайниках,

часто - просто обломанные, пни сгнили и мерцают гнилушками, синеватые огни

разбросаны по всему лесу. Вскоре вообще не осталось живых деревьев, светящийся газ

колышется над поверхностью, стоит упасть и глотнуть в лёгкие - жуткая смерть.

Выломали длинные жерди, ступаем шаг в шаг, ноги вязнут в тине. Скопления

газов, прорываются сквозь прорванный настил гниющей органики, большими пузырями

поднимаются на поверхность, с шумом лопаются, наполняют воздух сероводородом.

Идём по пояс в воде, иной раз опускаемся, чуть ли не до подбородка. Светочка

ойкает, поджимает ножки, Игорь крепко держит дрожащего волчонка, длиной веткой

отгоняет хвостатых, ожиревших и обнаглевших лягушек.

– В Крыму, такие болота, как где-то на Амазонке … идём, идём, конца и края нет. Сейчас

весь полуостров пройдём,- Семён ворчит, раздвигает могучим торсом, как кисель, дурно

пахнущую воду и как назло, его атаковали пиявки. Под повязкой на голове, набухает

чёрное пятно, и стекают капельки крови - он неудачно ударился о бугристый сук. Твари, чуют свежую кровь, вот и лезут, Семён раздражённо сдёргивает их с кожи и кормит

благодарных земноводных.

– Да не Крым это ещё,- улыбаюсь я,- он сейчас является частью Кавказа, ты же знаешь, разведчики при тебе докладывали, Азовского моря нет, на его месте непроходимые леса, плавно переходящие в горы. Этак, через сто тысяч лет, море затопит низменности и

возникнет полуостров, тот, который все мы знаем, с пальмами, лежаками на пляжах, пансионатами, и вечно пьяными отдыхающими.

Семён вздыхает, очевидно, вспоминает бархатные ночи, музыку на Приморском

бульваре, одетых в парадную форму, моряков, военные корабли на рейде, праздничные

салюты ... прекрасных женщин, цокающих на тонких каблучках по скользкой брусчатке, эротично виляющими бёдрами.

Вместе вздыхаем и вместе смеёмся, нас посетили одинаковые мысли, но вокруг