Поэты пражского «Скита»
вернуться

Малевич Олег Михайлович
Шрифт:

«Уже года превозмогли…»

Ф. М. Рекало

Уже года превозмогли Страстей порывы и тревоги — И вот я, мирный гость земли. На вечереющей дороге. И все, что мучило и жгло, Что помнить я не перестану, Уже нести не тяжело. Как зарубцованную рану. И только в мерные стихи Сложу когда-нибудь для друга — Какие знали мы грехи, Какая нас кружила вьюга… Всему бывают череда — И он придет сюда, смирея, И так же снизятся года, Земным отрадно тяжелея, — И полон той же тишины, Причалит к той же светлой межи — К священной верности жены, К блаженству первой колыбели. И, затихая, утвердит, Не свист свинца, не грохот стали, Не гул крушительных копыт, Не странствий сказочные дали, Не славы огненную сень — А мирный труд в скупой расплате И счастье тихое, как день, На золотеющем закате. 1926

ОНА

…По вечерам, когда войдет Она, в дыханьи спящих тайная тревога, их сны манят с чудесного порога и странные бормочут имена… Как много раз менялись времена с тех пор, как стала нищей и убогой земля для нас, и звездная дорога под новым солнцем селит племена, — но до сих пор осталась нам печаль, — о, та печаль, что первых заставляла глядеть ночами в мировую даль, где в хор светил Она звездой вступала… Не видим мы ее полей и дней, Но наши сны — и до сих пор — о Ней…

Николай БОЛЕСЦИС *

В РОЗОВОМ КАФЕ

В розовом кафе было так уютно: Окна, гобелены, томный полумрак; Только над столом слышалось минутно Тик-так, тик-так. В розовом кафе время стало мелким: К розовым плечам склонился черный фрак. Бегали привычно тоненькие стрелки Тик-так, тик-так. В розовом кафе стерлась осторожность: Губы-лепестки сомкнулись в темный мак. Стрелки над столом им шептали: можно. Тик-так, тик-так. «За свободу». 2.VII.1922

ПРОШЛОЕ

Мысли-ласточки кружат над старым домом, чертят летом в небе ворожбу… Все что было — стало незнакомым: белым облаком весенних бурь. Все что было — стало непонятным, отзвучало с болью в перезвоне лет: так уходят в осень солнечные пятна, теплый колос клонится к земле; так кивает роща шелестящей шапкой тихим песням среди сонных трав… Захватить бы песен полную охапку и бродить по степи до утра. «Студенческие годы». 1923. № 1

ВЕЧЕРНИЕ МИНУТЫ

Среди сосен скупых и строгих, золотистых развалин скал, обивая души пороги, бродит моя тоска; прикоснется к коре сосновой, — всколыхнет на минуту тишь, и опять замолчит… И снова забелеет песок пути. Много лет, поводырь ослепший, я брожу среди желтых скал. Может быть, оттого мне легче, что за мною бредет тоска?! Говорят, где-то есть бедуины и сожженная солнцем трава, и верблюдов горбатые спины колыхают восточный товар; говорят, где-то солнце иначе вышивает весенний узор и кровавой сиренью охвачен силуэт засыпающих гор; и малиновым зноем облита колыбель неподвижных вод… Почему же на каменных плитах мы не можем найти ничего?.. «Студенческие годы». 1923. № 2

«Все горе испытав…»

Все горе испытав и всю изведав радость, уйду в мой дом над горною рекой, где листьев гул — последнею наградой за все скитанья, пройденные мной. И теплым вечером за чаем на террасе с друзьями, помнящими старика, поговорю о том, как нежен и прекрасен червонный лес и горная река; а молодым, им мудрость лет полезна, я расскажу про смятые года: о времени, когда рукой железной пригнула Смерть немые города!.. Мой тихий дом над горною низиной, над умоляющим скрипением телег… В нем обожду последнего призыва, услышанного мною на земле! «Студенческие годы». 1926. № 4

РЫБАКИ

Случайною копейкой дорожа, тяжелый парус распустив лениво, по воскресеньям праздных горожан они катают в тишине залива. Но у борта — среди пугливых дам, но и в толпе приморского базара так необычны городским глазам огонь и дым их темного загара. Потомки первых — хищных рыбаков, они живут и чувствуют иначе: им тень скалы — незаменимый кров, и ветер рвет их бороды рыбачьи. Для них, по трапу соскользнув тайком, привозят в длинных черных пароходах в соломенных бутылях крепкий ром, рассказы о смешных — чужих народах; для них на синюю во тьме косу приходят девушки, поют над морем и леденцы дешевые сосут, весеннее подслащивая горе. Они одни — простые рыбаки, от берега по звездам путь наметив, разматывают влажные круги — для хитрых рыб затейливые сети. И только им отмерено Судьбой расстаться с жизнью горестно, но просто: — с последнею девятою волной! — с последним свистом зимнего норд-оста! «Воля России». 1928. № 1

«Когда надежд сужаются дороги…»

Когда надежд сужаются дороги и на дорогах шелестит трава, жить без тревоги суждено немногим, немногим мудрые даны слова. Познавший жизнь минуты не торопит, и скупо я минуты берегу, но зарастают радостные тропы на жизни зеленеющем лугу; но дни идут быстрее и короче, и вижу я (мне разум не солгал!) — уже видны во тьме беззвездной холодные небесные луга… Так, все прияв, так все откинув с болью, я постигаю с кротостью раба бессилие и мудрости и воли, когда у ног — последняя тропа. «Воля России». 1928. № 1