— Что это вы тут делаете? — полюбопытствовал прыткий незнакомец, пожирая глазами товар.

Мой благодетель просёк ситуацию, засуетился:

— Сейчас, сейчас, сдачу….

— Оставь себе, — я попробовал отступить.

— Капитан Глухов, бронетанковые войска, — напирал незнакомец. — Представьтесь, старшина.

— А я уж подумал: контр-адмирал, — спрятал бутылки за спину, подальше от хищного взора. — Не предъявите удостоверение?

Снегирь сзади подскочил, цапнул пузыри и наудёр через кусты. Назвавший себя капитаном ринулся за ним и натолкнулся на мою грудь.

— Да ты приятель борзой, — рассердился я и двинул ему коленкой в пах.

Бессильная злоба сочилась из его глаз, по щекам, а задница покоилась в пыли. Подниматься не торопился, лаская причиндалы между ног. Может, и правда капитан? Да чёрт с ним…!

Потом встретил радиста, Игорька Найдина с девицей.

— Антон, идём с нами. У Лизы есть подруга, мы тебя познакомим.

У Лизы оказалось три подруги, только ни одной не застали дома. Так и пришли, помыкавшись, втроём на пустой пляж. Присели на лавочку, полюбоваться холодным тёмно-синим цветом сентябрьской волны. Кончилось курево. Вдали парни жгли костёр, сидя в кругу.

— Пойду, — сказал, — стрельну, а вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь.

— Откуда, приятель? — спросили костровые, угощая сигаретами.

— Из Челябинска.

— О-пана! А мы летом метро вам строили. Ну, метро не метро — подземный переход. Да и строители мы таксебешные — бери больше, кидай дальше. Короче — стройотряд.

Широка страна моя родная! Парни живут в Камень-Рыболове, учатся во Владике, а на целину едут на Урал. Хорошие ребята! Ещё и угостили. Не скоро вернулся к влюблённым. Выкурили с Игорьком по сигарете. Он засобирался к костру:

— Пойду, стрельну….

— А вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь, — закончила Лизавета и, как только Игорь отошёл, прильнула к моим губам.

А я ответил на поцелуй. Ну, а как тут поступить? Девчонка симпатичная…. Я к ней не приставал, ни о чём не просил…. Глупо было бы оттолкнуть. Губы наши сплелись и запутались. Её рука что-то шарила на моей груди, звеня орденами и медалями (значками и знаками). Это что, позыв? И я полез к ней под курточку. Что обнаружил там? Да ничего особенного, чего нельзя было не найти под курточкой семнадцатилетней девчонки. И не загорелся. Может, мне страсти в тот миг не хватало? Может, сил мужских лишила ночная шатенка? Может, вина перед Игорьком…? Только подумал — вот он перед нами, сигаретку протягивает. Я закурил. Лизавета его утешает:

— Ну, что ты, что ты, обиделся? Дай поцелую….

Самое время, думаю, убраться. Только поднялся, рука за бушлат — сидеть! Её рука. Сел, жду, что дальше.

— Нравится тебе моя шея? А грудь? — это она Игорьку. — Так целуй сюда, целуй.

Губы освободились и сразу ко мне. Вот и получился из нас клубок — не размотать, не распутать. Э-эх, грехи тяжкие, человеческие….

Может быть в другое время, с другой девушкой, в другой обстановке всё это могло показаться верхом распущенности — но нам не казалось. Нам было хорошо. И руки Игорька, то и дело встречающиеся на её теле, отнюдь не вызывали раздражения.

Время увольнительной истекало. Мы проводили распутницу домой, и потопали к катерам, весело болтая ни о чём. В виду флотской части меня окликнули. То был дом Светки Рожковой, и она сама за его заборчиком. Стоило зайти. Я отдал Игорьку увольнительную:

— Отдашь обеспечивающему. Если Переверзев на катерах, шилом сюда.

Мы присели со Светкой на скамейку под окнами во дворике.

— Уезжаешь? А зайти, попрощаться? Успеешь, говоришь? А знаешь, Тоник, все эти годы я только тебя и любила. И ты меня тоже, я знаю….

Меня будто пружиной подбросило:

— Что ж ты со мной делаешь? Ты почему молчала — ни словом, ни жестом…? Зачем тогда все остальные? Меня сундуком тут уговаривали…. Я мог бы в Платоновке смотрителем…. А теперь что — машина запущена, и нет обратного хода. Папашка в деканате побывал — меня в институте ждут….

— Да я ведь ни к чему-то — просто сказала, о чём думала.

В открытой форточке окна появилось девичье личико. Я знал, что у Светки есть сестра-двойняшка София, но видел её впервые.

— Кавалер, девушка у тебя совсем замёрзла.

Я накинул бушлат на Светкины плечи, присел рядом, обнял.

— Поцелуй меня, Тоник.

Едва наши губы соприкоснулись, за калиткой раздался голос, который в данной ситуации я менее всего хотел бы услышать.

Витя Иванов взрыдал:

— Так вот какая ты! Налево и направо…! Нашим и вашим…!

Света даже защищаться не стала, оправдываться — уткнула лицо в ладони и затрясла плечами.

— Послушай, — пошёл к комендору. — Ты всё неправильно понял. Светик мне как сестра….