Города и области, не похожие друг на друга, сменялись перед глазами путешественников. 12 января 1565 года они прибыли в Каркасон, за год до того переживший невообразимые эксцессы: палачи заживо сдирали кожу с гугенотов. Теперь город был «умиротворен», однако ощущения праздника не возникало. Внесла свои коррективы и погода: обильный снегопад точно лавиной накрыл город. Под тяжестью выпавшего снега рухнули бутафорские триумфальные арки и прочая декоративная мишура. Зато Карл IX, обозревавший с высоты крепостных стен окрестности, был в восторге от невиданного зрелища. Он, его брат Генрих и Генрих Наваррский постоянно устраивали баталии, оружием в которых служили снежки, строили и штурмовали снежные крепости. Позднее Карл IX говорил, что это осталось для него самым прекрасным впечатлением от путешествия. Екатерина же погрузилась в изучение законов и обычаев Французского королевства. Приходилось отдавать распоряжения и по текущим делам королевства. Так, из Парижа пришла тревожная весть о столкновении вооруженной охраны кардинала Лотарингского с людьми Монморанси, сына коннетабля, исполнявшего обязанности губернатора города. Екатерина, крайне раздраженная этим инцидентом, строго-настрого запретила чьим бы то ни было вооруженным отрядам, будь то Гизы, Монморанси или Колиньи, входить в Париж.

1 февраля королевский кортеж прибыл в Тулузу, столицу Лангедока. Город, на улицах которого еще недавно шли бои между католиками и протестантами и порядок в котором был наведен твердой рукой Монлюка, губернатора этой провинции, встречал гостей по заведенному сценарию приветственными речами, дефиле нотаблей и городских корпораций, танцами юных нимф и декламацией стихов Ронса-ра. В Тулузе Екатерина получила две новости, хорошую и плохую. Испанский посол порадовал ее сообщением о том, что Филипп II соглашается отпустить свою супругу на свидание с матерью. Екатерина даже прослезилась от радости, однако вторая весть привела в ярость не только ее, но и Карла IX. Из Парижа сообщали, что Колиньи вошел в столицу во главе шестисот всадников. Воспользовавшись отсутствием в столице короля, он дерзко нарушил королевские предписания, оказав тем самым плохую услугу своим тулузским единоверцам: когда те пришли к Карлу IX с требованием новых уступок, в частности, разрешения на отправление их культа в черте города, он не пожелал даже разговаривать с ними. Непреклонной оставалась и Екатерина, надеясь твердостью своей позиции в отношении еретиков произвести приятное впечатление на Филиппа II, на встречу с которым в Байонне она все еще рассчитывала. Оптимизм никогда не покидал ее. На протяжении всего пребывания в Тулузе она непрестанно думала об этой встрече, которая должна была стать кульминацией всего королевского турне.

После месячного пребывания в Тулузе двор направился в Монтобан, населенный по преимуществу непримиримыми кальвинистами. Монлюку стоило немалых усилий держать их в повиновении королевской власти. Екатерина с удовольствием обошла бы этот город стороной, однако все же удостоила его краткого визита, поскольку король имел здесь право на прохождение под триумфальными арками и отказ от этой прерогативы смахивал бы на капитуляцию перед еретиками. Стресс от пребывания, пусть и непродолжительного, во враждебном окружении сняли во время остановки в Ажане, католическом городе, встречавшем их цветами и образами святых. Поездка по югу Франции, столь разнообразная впечатлениями, подошла к концу. Впереди был западный регион королевства, суливший путешественникам новые радости и огорчения.

9 апреля 1565 года королевское семейство торжественно вступило в Бордо, столицу Гиени. Всё здесь было непривычно для высоких гостей, начиная с того, каким образом они появились в городе — по воде, на двух огромных судах, напоминавших плавучие дворцы. Бордо, торговавший со всеми странами света, поразил их королевские величества экзотическим зрелищем, перед которым меркло всё, что доводилось им видеть ранее. Их взору предстали арабы, индейцы, африканцы и прочие аборигены, блиставшие многоцветными нарядами или своей первозданной наготой. Но главное впечатление, ошеломившее Екатерину, приведшее ее в полное изумление, было еще впереди, когда к прибывшим обратился с приветственной речью президент Бордоского парламента месье де Лажбастон: это был двойник Франциска I, его точная копия. Сходство отнюдь не было случайным, ибо президент являлся внебрачным сыном короля-ловеласа. Речь нотабля, выдержанная в верноподданнических тонах, произвела приятное впечатление на королеву-мать и ее сы-на-короля.

Бордо послужил отправной точкой продолжительного путешествия по древней Аквитании, именуемой также Гасконью. Екатерину беспокоило отсутствие вестей от испанского двора, поскольку упорно ходили слухи, что ни Елизавета, ни тем более ее супруг не прибудут на встречу, намеченную в Байонне. И все же она решила отправиться туда и ждать на месте, где все уже было готово к приему дорогих гостей. Охваченная нетерпением, она даже поскакала впереди кортежа, обремененного багажом, и прибыла в Байонну инкогнито. Наконец Филипп II нарушил молчание, прислав официальное уведомление, что сам не сможет прибыть, но супругу отпускает. Все задуманные празднества теперь должны были предназначаться ей одной. О причинах отказа Филиппа II почтить Екатерину Медичи личным присутствием можно лишь догадываться, и недостатка в версиях не было. Но, может, это и к лучшему: если бы она повидалась с королем, олицетворявшим собой религиозно-политическую реакцию, ее собственная репутация непоправимо пострадала бы. И так противники обвиняли ее (хотя и безосновательно), что она действует по указке Филиппа II, а после личной встречи с ним ей было бы совсем трудно очиститься от обвинений.

Екатерина отправила Генриха Анжуйского встречать сестру, и 14 июня он на границе двух королевств приветствовал ее и герцога Альбу, представлявшего Филиппа II. На следующий день они были уже в Байонне, и начался праздник, продолжавшийся до 2 июля. Екатерина, как всегда, не поскупилась на устроение зрелищ, развлекая своих вечно готовых взбунтоваться подданных и желая произвести впечатление на испанских гостей: пусть они увидят, что страна, терзаемая междоусобными распрями, отнюдь не обескровлена. Если первая цель была с успехом достигнута, то во втором она потерпела полное фиаско. Герцог Альба был податлив не больше, чем гранитная скала. За развлечениями и разговорами о династических браках (любимая тема Екатерины-свахи) он не забывал главного — искоренения ереси во Франции и прекращения вмешательства французских протестантов в дела мятежных Нидерландов. Обсуждения именно этих острых тем и хотела избежать Екатерина, но безуспешно. Не находило отклика и адресованное Филиппу II предложение: «Поженим сперва наших детей, а уж потом займемся вопросами религии». На это неизменно следовал ответ: «Сведите сперва счеты со своими еретиками, угрожающими вашему королевству, а уж потом займемся брачными делами». При таком подходе согласие было недостижимо.

Не способствовало достижению взаимопонимания и то, что герцог Альба излагал Екатерине требования своего государя в выражениях, больше похожих на ультиматум. Филипп II настаивал, чтобы королева в течение месяца изгнала из Франции всех кальвинистских проповедников — ни больше ни меньше. Далее, ей надлежало уволить всех королевских чиновников, заподозренных в ереси. Екатерина слушала, не проронив ни слова, и Альба продолжал рисовать мрачную картину бедствий, кои терпит Французское королевство — ярко украшенный фасад, представленный ему в Байонне, определенно не произвел на него впечатления. Тогда королева спросила его, не подскажет ли он, раз уж так хорошо знает печальное положение дел во Франции, каким образом искоренить зло. И герцог тоном строгого наставника просветил ее: прежде всего, следует отказаться от доброжелательной политики переговоров и уступок еретикам — тем самым она только укрепляет их в их заблуждениях, не обращая их в лояльных подданных короля, скорее наоборот. Дабы заставить собеседника поглубже заглотить наживку, Екатерина спросила его, не следует ли в таком случае прибегнуть к оружию. Не отвергая в принципе такую возможность, Альба сказал, что еще не пришло время для этого, но королю следует незамедлительно изгнать из страны всех, кто распространяет ересь.

Не желая доводить дело до открытого разрыва, Екатерина предпочла прекратить беседу. Она всегда была готова вести переговоры, но не имела ни малейшего желания получать указания от иностранного суверена, хотя бы и от своего зятя. Разочарование, вызванное провалом надежд, кои связывала она со встречей в Байонне, стократно усиливалось при виде той перемены, которую она замечала в Елизавете, своей дорогой дочери. Перед ней была настоящая королева Испании, готовая отстаивать интересы короля, своего обожаемого супруга. Напрасно Екатерина надеялась через нее воздействовать на зятя: для нее проблемы ее матери были делами правительницы иностранного государства. Не случайно Филипп II не побоялся отпустить супругу в стан противника.