Смотритель, еще не совсем пришедший в себя после ужаса, который нагнали на него летучие мыши, попеременно то молился, то сыпал проклятья. Лизберта и ее мать пели дрожащими голосами покаянный псалом. Людовико спокойно осушил полбутылки вина.

Тем временем Ринальдо не стоял у двери без дела. Он стучал и кричал:

— Кто там есть, открывай дверь, или я ее сломаю!

Из глубины послышался вопрос:

— Кто нарушает покой обитателей подземелья?

— Человек, который хочет их узнать, — ответил Ринальдо. — Открывайте, или я сломаю дверь.

— Если ты в силах выдержать обличье тех, кто обитает в подземелье, так пусть граф Мартаньо даст тебе ключи от этой двери.

— Граф Мартаньо не живет более на этом свете. Он уже два года как умер, — ответил Ринальдо.

Тут наступила пауза, длившаяся для Ринальдо слишком долго. Он пустил в ход лом, и дверь распахнулась.

Теперь Ринальдо оказался в темном подвале. Какая-то высокая фигура ускользнула от него, паря в воздухе. Ринальдо немедля кинулся за ней, но она захлопнула за собой железную дверь. Ринальдо споткнулся о скамью, свеча его погасла. Где-то в углу причитала женщина.

— Праведное небо, позволь мне уснуть вечным сном!

Этот крик заледенил душу Ринальдо. Он набрался духу и спросил:

— Кто здесь говорит?

— Несчастное созданье молит тебя о сострадании. И если ты даже жестокосердый граф Мартаньо, так даже ты, увидев мои страдания, вывел бы меня из этой темницы на солнце, которого я уже так давно лишена, — ответил ему голос.

— Граф Мартаньо умер.

— Умер? Слава тебе, Господи! Значит, кончатся мои муки.

— Я тебя спасу.

До Ринальдо донеслись шаги, откуда-то издали его окликнули по имени. Он ответил. Это был Лодовико, горящие свечи в руках которого подоспели как раз вовремя. Ринальдо нашел и свою свечу, тоже зажег ее и спросил:

— Голос, ты, что говорил со мной, где ты обитаешь?

Из круглой бреши, пробитой высоко в стене, послышался ответ:

— Здесь. Я, несчастная, замурована в тесном узилище, и нет здесь другого отверстия, кроме этой бреши, через которую мне дают жалкую пищу.

Ринальдо посветил наверх и увидел в отверстии тощее лицо с закрытыми глазами. Вид этого лица как громом поразил его, и даже Лодовико остолбенел.

— Ах! — вздохнула замурованная женщина и отступила назад. — Мои глаза не в состоянии вынести блеска огней.

Ринальдо осмотрел железную дверь, которую захлопнула та летящая фигура, и послал Лодовико за инструментами.

Когда Лодовико ушел, Ринальдо спросил у замурованной:

— Ты здесь никогда не видела огня?

— Порой — мерцающую лампу, когда мне приносили солому или хлеб и воду, но никогда никакого другого света.

— Привыкай мало-помалу к свечам, чтоб вынести сиянье дня.

— Ты хочешь меня освободить?

— Хочу — и сделаю это очень скоро, — ответил Ринальдо.

— Наконец! Наконец! Господь Всемогущий, на коленях благодарю тебя. Награди моего спасителя и благослови его. Дай ему величайшие радости счастливой жизни и воздай ему за его доброе дело. Услышь, услышь мою молитву, Добрый Отец всех добрых людей.

Ринальдо прислонился к стене и вздохнул:

— Господи, научи меня опять молиться так сердечно, как умел я в юности.

Лодовико вернулся, нагруженный не только инструментами, но еще и небольшой бутылкой хорошего вина, фруктами и хлебом.

— Лодовико, это ты, поистине, хорошо сделал! — сказал Ринальдо и передал снедь замурованной женщине.

Та приняла все с горячей благодарностью, и, пока она подкреплялась, ее спасители приступили к работе; взяв крюк и лом, они принялись за дело и расширили брешь узилища настолько, что замурованная смогла из него вылезти. Она пала на колени и стала молиться.

Великий Боже! Как выглядела эта несчастная! Впалые щеки, бледная, тощая, истинный скелет, едва прикрытый сгнившим тряпьем; поддерживаемая Ринальдо, она, пошатываясь, поднималась по проходу. Непривычная к дневному свету, она прикрыла лицо руками, когда вошла в зал. Здесь она упала. Ринальдо отнес ее в свою комнату и положил на кровать. Она тотчас впала в глубокое забытье. Ринальдо запер за ней дверь.

Еще было довольно рано, и Ринальдо послал Лодовико в соседний городок купить женскую одежду.