– Я тебя не понимаю, – отвечал тот, красноречиво пожимая плечами.

– Что значит «не понимаешь»? Мы же на одном языке говорим. На каком, кстати? Как вы называете свой язык?

– А чего его называть? – снова удивился Унгар. – Говорим и говорим.

– Ладно, где у вас жратва находится? Где продуктовый склад и все такое?

– Ты хочешь есть?

– Да ты догадливый парень! Я хочу есть!..

– Это вон в том сундуке, – кивнул старший на еще один кофр, стоявший в углу.

– Отлично…

Шойбле подошел к кофру, поднял крышку и снова зажал нос – из кофра несло похуже, чем из горшка.

– Что у вас тут? – спросил он сморщиваясь.

– Соленое мясо козла…

– А точно мясо, точно не дерьмо? – недоверчиво спросил Шойбле.

– Нет, не дерьмо. Мы его в лесу потрошили, дерьмо там осталось.

Шойбле снова приоткрыл крышку и заглянул в кофр. По виду мясо было как мясо, даже посыпано какими-то специями и травами, но как же оно воняло!

– Слушай, вождь, а чего оно так воняет?

– Петер, ты бы закрыл этот холодильник, пока мы тут не попадали, меня уже подташнивает, – сказал Хирш, и Петер захлопнул кофр.

– Вы что, на жаре его выдерживали? – продолжал допытываться Шойбле, не отходя от вонючего сундука.

– Мы не выдерживали, он сам выдерживал, пока мы его не нашли. Он возле ручья два дня лежал, наверное, змея укусила.

– Понятно, значит, он уже тогда протухший был.

– Да, немного попахивал, – согласился абориген.

Один из раненых громко вскрикнул, когда Джек перочинным ножом поддел застрявший в ране осколок.

– Не ори. Все уже… – сказал Джек и, щедро побрызгав рану аэрозолем, взялся за перевязку.

– Вообще-то, коллеги, нам информация нужна, – напомнил Хирш. – Иначе зачем мы в этот нужник спустились? Один доком заделался, другой дохлятину ищет. По делу будет кто-нибудь беседовать или нет?

В конце концов голод вынудил Шойбле есть протухшую солонину, однако делал он это, крепко зажав нос.

– Ну и как тебе? – спросил Хирш, следя за тем, как ловко Джек бинтует последнего раненого.

– Номана… Только перцу переложили… Так и жжет, но номана…

– Все, порядок, – сказал Джек, закончив работу и отсылая раненого обратно к стене.

– Это что же, они теперь не умрут? – поинтересовался Унгар.

– Скорее всего, нет, – ответил Джек, складывая бинты и баллоны с антисептиком обратно в штатные аптечки. – Ты мне вот что скажи, вождь, что за люди там стреляли – на другом берегу? Они ваши или как?

– Это люди Бертуччи, они надеялись захватить нас врасплох.

– А кто такой Бертуччи?

– Враг Пепе.

– А вы за Пепе?

– Мы его народ.

– Пепе ваш вождь?

– Пепе из рода Лусигалей.

– Это многое объясняет. Зачем вы в нас стреляли?

– Думали, это проделки Бертуччи. Он мастер на всякие выходки с взрывами и прочее. Мы думали, он уронил шар, чтобы мы испугались и убежали.

– А вы?

– А мы не убежали.

– Значит, вы удерживали этот форт, чтобы его не захватили люди Бертуччи?

– Люди – нет. Здесь не бывает людей.

– А мы разве не люди?

– Вы… Вы муглы Большого эпизода.

– Чего-чего? – не понял Джек, и они с Хиршем переглянулись.

– А ничего козлятинка, если не нюхать, нормально идет! – сообщил Шойбле, но его не услышали.

– Повтори, вождь, что ты сказал – кто мы такие?

– Муглы Большого эпизода.

– Что за эпизод такой?

– Вы придете перед падением великой силы каттингов. Так говорят мудрецы.

– Понятно. А другие эпизоды бывают?

– Есть муглы Малого эпизода.

– Кто же они?

– Это мы – савояры, лордики и экли.

Джек задумался. С одной стороны, требовалось выяснять только практические стороны, ведь им следовало как-то выживать, а с другой, уж очень интересные вещи говорил этот абориген, и не хотелось его перебивать. Может, это тоже важно практически?

– Эй, а тут еще что-то есть! – сообщил Шойбле, разгребая куски пахнущей солонины. – Тедди, Джек! Да тут сублимированные пайки! Им, наверное, лет двести!..

– Сублимированные могут и тысячу лет проваляться, и ничего им не будет, – заметил Хирш и сглотнул. Он уже тоже был не прочь испробовать даже тухлого мяса. Ведь Шойбле его как-то ел, значит, это возможно.