Пленная Воля
вернуться

Рафалович Сергей Львович
Шрифт:

Обезьянья ложь

В светлом тереме — царица, нежный лик румян. И, дразня, ей строит лица пара обезьян. Знают все ее повадки, каждый жест и взгляд. На коленях, под лампадкой так смешно стоят. С уморительной ужимкой морщат лоб и нос и следят за синей дымкой тонких папирос. А когда ее лобзает муж, от страсти пьян, нежным ласкам подражает пара обезьян. Новый мир игрой творится, лик с личиной схож. И в душе таит царица обезьянью ложь.

«Омут и трясина…»

Омут и трясина. На лесной опушке мэкает овца. А в избушке двое под периной, на одной подушке два лица. Грязно и угарно, сумрачно и потно, ласки да пинки. Лай навис над псарней, и во мгле болотной светят огоньки. Вербная неделя, в городе чухонцы, в очаге — зола… Не мели, Емеля, не убавишь хмеля… Сверху светит солнце, кверху — купола…

«Не жалей о том, родная…»

Не жалей о том, родная, что, сжигая жизнь дотла, наша страсть, как мы, земная, стать небесной не могла. Дольний мир не призрак зыбкий и не гладь пустых зеркал, где, склонясь к твоей улыбке, жарких уст я б не ласкал. Ширь земная не темница, и не узник темный крот. Но не тщетно душам снится Мир заоблачных высот. Не гляди же исподлобья и не верь слепым мечтам: или в мире нет подобья, иль подобье тут и там. На челне, приладив снасти, к звездам по морю плыви, и в лучах бесскорбной страсти скорбной радуйся любви.

«Белый снег под небом синим…»

Белый снег под небом синим, там — огонь, а тут — огни. И зажженный вместе с ними, я сияю, как они. Легок я, и чист, и светел, как морозный, ясный день. Кто у ног моих заметил притаившуюся тень? Но давно я с нею связан, и давно к земле приник то смешон, то безобразен этот чуждый мне двойник. Если б солнце не блестело, если б сам я был иной, тенью черной Лепорелло не простерся бы за мной, гул язвительного смеха не скользил бы по земле, и за мной бы не проехал Санчо Панса на осле.

«Холоп иль царь, певец иль воин…»

Холоп иль царь, певец иль воин, на склоне лет, в расцвете сил, Господней милости достоин, кто недостойную любил, кто тем, чья прихоть жаждет чуда, с землею предал небеса, и путь от святости до блуда прошел, не веря в чудеса, кто сотворил земные были и красоту не бывших стран, кто ринул в даль автомобили и в высоту — аэроплан, и над мирами лик Мадонны зажег во мгле пустых зеркал, где легковерно соблазненный свое горенье отражал.

Нищенка

Какая б ни была погода, во мгле ночей иль в блеске дня, все та же нищенка у входа в мой дом безмолвно ждет меня. В лохмотья смрадные одета и в грязный кутаясь платок, она бесчисленные лета блюдет таинственный зарок. И чуть касаясь шерсти клейкой, в ее протянутую длань кладу я медную копейку, как данник, приносящий дань. Того ли ждет она, таяся? иль жаждой злою дух объят, как зверь, что чует запах мяса и крови пьяный аромат? Но в час урочный и зловещий она проникнет за порог, раскрыв глаза, где сонно блещет обет бессолнечных дорог. Как вор уверенный и дерзкий, во мгле ночной иль в блеске дня, склонит ко мне свой облик мерзкий и жизнь отымет у меня. И не поймет в тот час последний, добычу легкую тая, что никогда копейки медной не стоила вся жизнь моя.

«В окно бегущего вагона…»

В окно бегущего вагона гляжу на встречный бег земли. В ее разрыхленное лоно еще посевы не легли. Омыта вешними ручьями и от стыда потупив взор, она, как жены пред мужьями, свой белый сбросила убор. И обнажаясь не впервые, уже предчувствует, что тут, где пали стрелы золотые, колосья желтые взойдут. Пред голубой опочивальней весь мир восторженно склонен. И лишь меня на пир венчальный не мчит грохочущий вагон.

«Хочу я знать, свободна ль ты, родная…»

Хочу я знать, свободна ль ты, родная, безбрежная, бездонная земля, простершая от края и до края необозримые поля? И если ты от смерти к воскресенью единый путь проходишь каждый год, — покорна ль ты свободному влеченью, иль темный рок стремит тебя вперед? Когда весной, пушистый мех стряхая и тело жаркое бесстыдно обнажив, ты страсти ждешь, вакханка молодая, чужой ли прихотью подсказан твой порыв? Тебя молю, тебе одной поверю: раскрой мне тайну жизни и любви. Мы подошли к незримому преддверью: отдай мне ключ… иль имя назови. Чтоб верным быть решению простому, я должен знать, чьей правдой мы живем? гореть ли мне, как солнцу золотому, иль, как звезде, мерцать чужим огнем?