— Слышишь?

— Да слышу, слышу. Конец связи.

Кобалия смотрел в окно, на мельтешащую на солнце листву.

— Зураб, — Ледогоров снова закурил. В такие дни сигареты «летели» как семечки. — Ты же умный парень. Я все сам знаю. Знаю про «Товарную», про Нукзара, про фуры, про героин, про вашу ссору с Галустяном, про все. Смысл тебе запираться? Я же тебя не прошу сдавать кого-нибудь. Твой Нурик, с остальными твоими друзьями за тебя так и так впишутся.

Ледогоров сыпал наугад. Когда имеешь много общей фактуры и ничего конкретного, полезно давить на мозги задержанного своей осведомленностью, в надежде на то, что он дрогнет.

При имени Нурика Кобалия фыркнул.

— Какие они мне друзья?! Собаки жирные!

В первый раз в панцире его спокойствия образовалась трещина. Ледогоров хмыкнул.

— Смел ты. Не боишься? Нурик человек авторитетный.

Кобалия поджал губы.

— Я тоже не композитор! Я к ним не побоялся один прийти и все им в лицо сказать!

Чтобы как-то занять паузу, Ледогоров скорчил скептическую мину. На Кобалию это подействовало. Он подался вперед и без спроса принялся выковыривать сигарету из лежащей пачки. Наручники мешали ему, брякая о крышку стола. Красивое, тонкое лицо исказила гримаса гнева.

— Вот ты говоришь, что все знаешь! Ты считаешь меня не правым?

Вместо ответа Ледогоров помог ему прикурить.

— Представь — твой друг умер в Грузии. Там его похоронили, там семья. Родственники собирают деньги и дают одному земляку, да! Чтобы семье помог, памятник поставил, да! А он их крысит, да!

От волнения у Кобалии появился акцент.

— Ты что сделаешь?! В милицию напишешь?! Или убьешь его как собаку?!

Ледогоров молчал. Он мог ответить, но знал, что это не требуется.

Зураб снова посмотрел в окно.

— Какие они авторитеты? Они «крысу» не осудили! Им его деньги важнее!

Ледогоров продолжал чирикать карандашом на чистом листе бумаги.

— Я ему предложил по-честному, один на один. Он хотел исподтишка в машине выстрелить.

Ледогоров скомкал лист и достал чистый.

— Руку правую покажи.

Зураб отмахнулся.

— Да зажило уже. Ты бумагу не доставай. Писать все равно ничего не буду. Я на правильных понятиях стою. Меня тоже когда-то «короновать» хотели.

Ледогоров бросил бумагу в стол. Он уже понял, что не выиграл и не проиграл. Хотя нет. Все-таки выиграл — по очкам.

— Чего не «короновали»?

— Сам не захотел, — Кобалия уже успокоился и улыбался своей прежней улыбкой. — Во-первых, я не «сидел», а, во-вторых, какой из меня «вор» в двадцать семь лет. Вор — это опыт, мудрость. Сейчас в Грузии каждый второй — «вор в законе», или «авторитет».

Ледогоров рассмеялся.

— Это точно! Как там у вас вообще?

— Конец полный! Жить нельзя! Власти нет. Полиция вся продажная!

— Так разве это плохо?

Кобалия покачал головой.

— Я тебе сейчас объясню. Когда власть изменилась — половина «пацанов» пошла в полицию. Прикинь! Ты вчера с ним на дело ходил, а сегодня он тебя на это же дело и раскручивает!

— Беспредел, — согласился Ледогоров.

— Вот, —кивнул Кобалия.

Солнце за окном понемногу меняло цвет, становясь все темней и насыщенней. Ледогоров потер усталые глаза.

— Колешься давно?

Кобалия помрачнел.

— Два года.

— Соскочить не пробовал?

— Даже лечился.

Ледогоров понимающе кивнул. Съехать с иглы удавалось единицам.

— Веру ты подсадил?

Не секунду показалось, что Кобалия смертельно оскорбился.

— Ты что? Я ее лечиться хотел отправить.

Скорее всего это было ложью. Или сказкой для самого себя. Наркоманы все делают вместе. Вместе колются, вместе лечатся, вместе заражаются СПИДом, часто вместе отходят в мир иной, кольнув себе какой-нибудь дряни.

Зазвонил телефон. Наверное, Артур снова хотел знать, как дела.

— Да?

— Сашу можно?

Взволнованный женский голос звучал приглушенно, почти шепотом. Он подумал, что скорее всего ошиблись.

— Слушаю.

— Саня, — чуть громче затараторили на другом конце. — Это Люба! Люба-кассир из магазина!

— Да, — он почувствовал, как ледяная волна дрянных предчувствий заливает его изнутри. — Что случилось?

— Саша! Софья прислала бандитов. Чтобы Юльку… Ну она сказала, что ее повоспитывать надо! Они ее в подсобку повели и…