Служанки освободили Фэйянь от ее собственных одежд, натерли тело маслом персика (как известно, аромат персика обостряет нежные чувства) и принялись за одевание. Поверх двух сорочек — из батиста и поплина — надевалось длинное многослойное платье с длинным шлейфом и столь же длинными, струящимися по полу рукавами. Поверх платья, сиявшего всеми оттенками голубого и лазурного, была надета безрукавка из золотой парчи, по подолу которой трепетала бахрома из тонких золотых же нитей. Волосы принцессы, умащенные лучшими благовониями, собрали в затейливую высокую прическу и прикрепили к ним переливающийся алмазами венец, напоминающий букет цветов. От венца на плечи спускались несколько разноцветных атласных лент. В довершение наряда принцессе преподнесли круглый расписной веер и платочек из тончайшего шелка, чтобы она могла вытирать им губы во время пира.

Не успела церемония облачения закончиться, как оказалось, что императрица Чхунхян прислала за принцессой паланкин — ехать в пиршественную залу. За паланкином, кстати, следовали драконихи из свиты Фэйянь — им также положено было находиться на пиру. Императрица Чхунхян и все приглашенные на пир высокие гости стоя приветствовали принцессу Фэйянь и ее свиту, когда та входила в залу. Драконихи разместились за особым столом, Фэйянь же императрица усадила рядом с собой, сказав с улыбкой:

— Вы прекрасны, принцесса, а в нашем наряде прекраснее во сто крат.

— Благодарю вас, — склонила голову Фэйянь. И пир начался.

Все на этом пиру было великолепно: и яства, и вина, и посуда, и вазы с цветами, украшавшие столы…

Гостей развлекали певицы и музыкантши, танцовщицы, гибкие акробатки… Фэйянь казалось, что она попала в райский сад — до того все вокруг было ароматно, ярко, прекрасно и обольстительно! Ведь на Лунтане, сколь бы ни был дивен этот остров драконов, Фэйянь жила тихой, почти затворнической жизнью, не нарушаемой никакими увеселениями и развлечениями. Возможно, Баосюй и устроил бы пиршество-другое для любимой супруги, но Фэйянь старалась не поддаваться суетности, все свое время отдавая чтению свитков земной мудрости и женским рукоделиям.

— Как вы находите этот скромный пир, устроенный в вашу честь, принцесса? — меж тем обратилась к Фэйянь почтенная Ют-Карахон-Отэ.

— Это прекрасно, — сказала принцесса. — И Жемчужный Завет — прекрасная страна, но мне все это, право же, в новинку, потому что я не привыкла к такой яркости и роскоши.

— О, — улыбнулась Ют-Карахон-Отэ. — И поэтому в уголках ваших прекрасных глаз затаилась печаль?

— Печаль? — удивилась принцесса. — Нет, я не печальна. Впрочем… Когда я отдыхала, незадолго до пира, мне приснился дурной сон. Возможно, он и оставил след в моих глазах. Но думаю, что ваше вино и прекрасные песни прогонят думы о печальном. Я стараюсь не придавать значения снам.

И тут Фэйянь поразилась тому, как изменилось выражение лица императрицы Чхунхян.

— О, напрасно! — сказала она. — Мы в Жемчужном Завете издревле придаем большое значение снам. Сны — тайники души, толкователи прошлого, предвестники будущего. Как можно не придавать им значения?! Нет, нет, принцесса, прошу вас: сразу же после пира мы вызовем нашего лучшего толкователя снов. Вы расскажете ему свой сон, он истолкует его… Ведь это так важно! Быть может, ваш сон предвещает самые удивительные изменения в вашей судьбе!

— Боюсь, что я почти забыла его, — попыталась отговориться Фэйянь, но императрица была, похоже, настроена серьезно.

— Вы вспомните ваш сон, принцесса, — сказала она. — Наши снотолкователи знают свойства некоторых трав и плодов. Они готовят особые настои, отведав их, человек вновь возвращается в пережитый им сон.

— О, не хотела бы я снова все это пережить! — прошептала принцесса, удивляясь той странной блажи, что пришла в голову императрице Чхунхян.

Прошло, однако, не менее девяти дней, прежде чем императрица Чхунхян снова заговорила с принцессой Фэйянь о ее странном сне. Все эти девять дней в перламутровых и золотых дворцовых залах продолжались нескончаемые пиры и празднества; сотни сановников Жемчужного Завета приносили Фэйянь свое почтение и богатые дары. Вместе с императрицей Фэйянь то отправлялась на охоту в горы, то в плавание по главной реке Завета на огромном императорском корабле, то в паломничество по самым сокровенным и святым местам… Словом, Ют-Карахон-Отэ не давала своей гостье ни минуты поскучать и повспоминать родной Лунтан и мужа. Фэйянь, кстати, несколько раз хотела спросить императрицу Чхунхян, отчего та пригласила ее погостить без Баосюя, но каждый раз ее что-то останавливало, словно невидимая рука клала печать на уста принцессы.