Прошлогодняя синева
вернуться

Курдюмов Всеволод Валерианович
Шрифт:

Музе

Неприглядна и боса, Этот раз приходишь в рубище — У души, как прежде, любящей, Взять больные голоса. И устать — давно пора, И в дороге — искололося. И не знаешь, хватит голоса — До утра. Чтобы ты могла уйти, Твои ноги в росах вымою. Уноси мое таимое, Размечи его в пути!

ЗИМОЮ ЗОРИ (Пг., 1915)

Маре

Когда один с самим собою Я проклинаю каждый день, — Теперь проходит предо мною Твоя развенчанная тень… С благоволеньем? Иль с укором? Иль ненавидя, мстя, скорбя? Иль хочешь быть мне приговором? — Не знаю…

А. Блок

I. «Я именем твоим позорю…»

Я именем твоим позорю, Быть может, не стихи одни, Но все мои зимою зори, Но все мои зимою дни. Я прежде плакал, что ни разу Не приходила ты — родной, Но ты мне в кровь влилась заразой, И стала властвовать над мной. Во мне чужое сердце стало И вздрагивать, и замирать. И именем твоим пристало Мне новую открыть тетрадь. Не сетую, что ты — чужая: Моя душа теперь глуха. — Я только губы погружаю В твои холодные меха.

II. «Будут цветы, что лампады…»

Будут цветы, что лампады, Теплиться в горнице твоей От самого листопада До белых ночей. В светлые глядеться очи Недолго мне, вечерний друг: Настанут белые ночи — Уедешь на юг.

III. «И если б жизнь моя рвалась…»

И если б жизнь моя рвалась, И зарево темнело зори, — То светлых и пытливых глаз Ты не смежила б на дозоре. Когда я приготовлю яд, Захочешь опрокинуть чаши. — Но ядовитые поят Источники две жизни наши. Так тяжела любовь твоя — Заголосишь от ней, возропщешь. — Не как былинку ты меня, Но как любимый жемчуг топчешь.

IV. «Но вечера — те не забыты…»

Но вечера — те не забыты, Забыты лишь названья дней; И этот лунный серп отбитый — Он тоже кажется бледней. Он все чахоточней и тоньше — Таким его мы видим днем. Его ли раньше я покончу, Иль буду вспоминать о нем? Он самый страшный мой свидетель, Он никому не рассказал, Как много я намылил петель И только к утру развязал.

V. «На холодные пальцы дышишь…»

На холодные пальцы дышишь, Отворачиваясь от меня, Будто ты в камине не слышишь Потрескивающего огня. Не по тебе под кровом общим, И ты не берешь его тепла. Мы любовь и уголья топчем Выпавшие, и любовь — зола. И еще вечер нами прожит; Гаснет огонь, поленья горбя… И этот огонь не залижет Ласково моих ран от тебя!

VI. «Ты голубям не дала клева…»

Ты голубям не дала клева, Мне не протягивала рук И светлого жалела слова, Вечерний и жестокий друг. А я не клял, не ненавидел — Ведь знал, что надо мной гроза, И только в темной ночи видел Закрытые твои глаза, Твои огромные ресницы… И я их не могу забыть, Как не сумел тебе присниться, А ты — мне верить и любить.

VII. «О, разве я раньше заметил…»

О, разве я раньше заметил Это гладкое кольцо твое И что твой взгляд совсем не светел, Отвращая свое острие. Но потом кольцо проступило И так больно мне губы ожгло. Я думал — ты мне изменила, Когда в окне разбили стекло. Я начал сам запирать ставни И спускать сторожевых собак, А было, — что ты любви давней Золотой на пальце носишь знак. Никто никаким наговором Не затуманит твоих светлых глаз — Меня ты не сделала вором, В зимних зорях мне не отдалась.