Шрифт:
— О! Я знаю ее! — кричу я, но меня тут же утихомиривают, будто если человек одержим, так он уж и собственного мнения иметь не может, и каждое слово мое против меня будет обращено. — Знаю ее, она у дальнобойщиков как святая! А еще я знаю ее по голосу, хорошо бы теперь увидеть, как это чудо выглядит.
— Святая завтра с нами обедает.
Бурлеск Черной Греты
В этот момент кто-то ломится в дверь, страшные ругательства по-немецки: Доннерветер, Тойфель, Аршлох, сра-та-та-та. Узнаю знакомый бас. Хозяйка вздыхает, воздевает очи, пересиливает нервный тик и, перекрестившись, идет открывать. Я ей подмигиваю, чтобы не открывала, чтобы не говорила, что у них святая Ася, но, будучи одержимой, я лишена права голоса, и все, что ни скажу, они принимают за бред сумасшедшей.
И поэтому на нашей маленькой сценке, освещенной лишь несколькими красными рефлекторами, снова предстает образ корпулентной Черной Греты. Но как она переменилась!.. Платьице как для первого причастия, белая шляпка, слишком маленькая, и сачок для ловли бабочек, искусственные белые косички, а подо всем этим ее толстое свинское тело растатуированное и все в шрамах после драк. Видно, что немцы вчера войну проиграли, во всяком случае, от русских сильно по морде получили. По меньшей мере — Сталинград. И все это нечто в свежих синяках из платьица для первого причастия с любопытством на мир выглядывает.
На ломаном польском объясняет, что она «тугыстка aus Deutschland, дефочка, Madchen, котогая бабошки лофить пошель и дорога потераль, бабушка в лес остался и тепег ее волкен essen…». А сама выглядит при этом как из немецкой порнушки, действие которой разыгрывается в лесу, того и гляди появится волк в тирольской шляпке и отымеет ее. «И мошно ли пегеношеват, schlafen [78] ?»
— Дочь моя! — говорит ксендз (а я лопаюсь от смеха! Дочь! Это что-то новое!) — Дочь моя, здесь, за костелом, есть отель «Небраска», там много свободных мест, потому что там Дед деньги отмывает.
78
Essen — есть, schlafen — спать (нем.).
Тут зараза делает недоуменное лицо типа: ах, что вы говорите, есть отель!
— Aber Ich geld не имейт, маленький… потеряйст… потерялайст, пипи!
И тут эта зараза из-под тяжеленного века меня замечает. Хочет воскликнуть, точно в оперетте: «О, Марго! Здесь королева!» — но вовремя спохватывается, ничем себя не выдает. Замолкла. Только мне тайные знаки глазами делает, а я — ей, чтобы тихо вела себя.
К сожалению, в этот самый момент ксендз совершил покушение на мою репутацию среди дальнобойщиков:
— А одержимую, пожалуйста, отведите в чуланчик.
И это при Грете. Та лишилась дара речи.
— Одер… Одер… Was?! — Она стала похожей на окаменевшую жену Лота, на толстую Вавилонскую башню, падающую в Пизе.
Эмиль отвел меня в комнатку с весами и кушеткой. Но дверь не закрыл, потому что ее на самом деле не было, а были какие-то свисающие веревки в бусах, так что я все видела.
Наша шалава быстро отошла от моей одержимости и перешла к повестке дня:
— А мошно мне zu Solarium?
А потом ей еще захочется в тренажерный зал, яйка-млека потребует, на исповедь попросится, на заутреню…
А я думаю: нет, это что-то новое, исповедь Черной Греты! Вот бы послушать! Ксендз разрешил ей посетить солярий, продал жетоны, и наша прошмандовка стала снимать с себя платьице для причастия (видимо, денег у нее на самом деле не было). К сожалению, когда двери в кабину были еще открыты, ксендз, не догадываясь об опасности, громко обратился к своей вечно недовольной и тугой на ухо хозяйке:
— Отнесите, пожалуй, хворост и клецки в хибарку, к святой…
И как все закружилось, завертелось в солярии, будто русский какой или по крайней мере один из четырех танкистов гранату туда бросил, и эта голая, набитая швабским салом из консервной банки Черная Грета вылетела из него, словно из пращи, в одних только мужских боксерках, через комнату пробегает, вот она уже в садике, уже столкнулась с гусыней… А мы все — за ней. Аж перья из хозяйских кур летят во все стороны, будто волк в курятник залез! Все строение подскакивает в кряканье и квохтанье, как резиновая палатка, влево, вправо, вниз, вверх, перья летят во все стороны и иногда мелькает чье-то тело.
Первое чудо святой Аси от Дальнобойщиков
Но святая молилась, и Черная Грета остолбенела, как в мультфильме, если нажать на кнопку «pause». Мы перекрестились и пали на колена при виде явленного чуда. Из курятника вышла святая, обратившая взоры свои горе, а я за голову схватилась: какая же она уродина! Косоглазая, толстая, лысая (в смысле под машинку стриженая), в очках. Черная Грета тоже перекрестилась, наверное, впервые в жизни, а это, считай, достижение, поджала хвост и, как лиса, бочком удалилась. А под конец состроила ироническое лицо и бросила мне с сожалением по-немецки: