— Послезавтра мне нужна шкатулка с секретом. Сейчас пойдешь в универмаг и увидишь ее на полке слева в отделе кожгалантереи. Она там такая одна, — продолжал инструктаж Муромцев. — Где ключ от квартиры?

Незнакомец наклонился и поднял бумажный комочек, одновременно уронив на землю ключ.

— И вот еще что, — продолжил Муромцев, краем глаза зафиксировав манипуляции соседа по скамейке. — Шкатулку передашь мне завтра прямо в нумера, часов в одиннадцать утра. Предварительно проверься — если на кухне занавеска задернута, мы ушли. Да, мне деньги нужны. Положишь в шкатулку.

— Сделаем, — прошелестело из-за спины.

— У тебя все в порядке? Фотографии отправил?

— На следующий день после последней встречи, — у незнакомца на все был четкий положительный ответ, и это, судя по всему, произвело на Муромцева хорошее впечатление. Он неторопливо свернул газету, нагнулся, забрал ключ и уже на ходу бросил последнюю фразу:

— Ну, бывай. Контрольный звонок завтра в двенадцать дня.

Спустя четверть часа Седой зашел с наполненной сумкой в камеру хранения на вокзале. Сославшись на жену, придумавшую купить в дорогу продукты, он подал жетон с номером и взял чемодан, с которым пристроился тут же на столе. Переложив из сумки в чемодан банки с консервами, он сдал его обратно, вышел на улицу и обратился к водителю одного из стоящих на привокзальной площади грузовиков. Сговорившись с водителем, он уселся в кабину, и грузовик резво попылил по маршруту, указанному Седым.

А в кабинете директора кинотеатра чекист Сергей уточнял у Анюты, в какую камеру хранения и на чью фамилию сдал Седой чемодан с драгоценностями. Выяснив все, что касалось чемодана, Сергей замолчал, а потом как-то странно посмотрел на Анюту. И столько всего было в этом взгляде, что ей почему-то стало не по себе.

— Слушай, а мы ведь тебя, честно говоря, и не чаяли живой увидеть, — тихо выдохнул он, как бы объясняя девушке переполнявшие его чувства. — Ну, дела… рассказать кому, не поверят.

Анюту от этих его слов как током ударило. Она внезапно осознала, что судьба этого парня еще час назад висела на волоске из-за их с Седым неожиданного исчезновения. И не только его, но и Глебова, и тех чекистов, которые работали с ней в Москве и организовали эту операцию…

— Ну а дальше-то он что задумал? — спросил Сергей, выжидательно глядя на собеседницу.

— Что задумал? — непонимающе встрепенулась та, потеряв на секунду нить разговора. — А, извините… Пока не знаю, но к чему-то готовится.

Она выжидательно смотрела на парня, но тот снова замолчал, о чем-то размышляя.

— Ладно, посмотрим, — медленно произнес он, и вдруг лицо его приняло озабоченное выражение. — Слушай, а ты это кино-то раньше смотрела?

Анюта недоуменно покачала головой. Чекист усмехнулся:

— Я к тому, что вдруг он спросит тебя, про что картина? Значит, слушай содержание…

Хоть и в молодых годах был Сергей, но парнем оказался сообразительным. Едва встретившись с Анютой у ресторана, Седой сразу поинтересовался, понравился ли спутнице новый фильм, много ли было народу в зале, кто был занят в главных ролях. Анюта начала обстоятельно отвечать на вопросы, но Седой слушал от силы полминуты, а потом, подхватив ее под руку, изобразил строевой шаг и дурашливо затянул: «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы…» И тут неожиданно первый раз за последние несколько дней на ее лице появилось некое подобие улыбки. Что вызвало улыбку — осознание предусмотрительности чекиста Сергея или комичный вид всегда серьезного спутника, — Анюта не поняла, но только в следующее мгновение решительно топнула ногой и подхватила вслед за спутником: «Пускай поет о нас страна…»

За этой сценой из окна подъезда соседнего дома внимательно наблюдали двое мужчин. Те самые чекисты, которые приходили на встречу с Анютой в кинотеатр. Дождавшись, когда мужчина и женщина войдут в ресторан, Сергей, нервно покрутив головой, повернулся к товарищу:

— Ну, кажется, все нормально. Значит, пошел я в Москву докладывать. А ты, Клевцов, со своими… — свирепое выражение на лице Сергея и увесистый кулак, который он показал коллеге, более чем красноречиво поведали тому о градусе страстей, бурлящих в душе чекиста, — чтобы в оба смотрели! Не дай вам бог, снова потерять эту парочку.

За окном неторопливо начинался дождь, окрашивая асфальт улицы из серого сначала в пятнистый, а потом в маслянисто-черный цвет. Дождевые капли, робко постучав по стеклу, превратились в уверенный шелест одного из последних ливней уходящего лета. Прохожие на тротуарах, до того с опаской поглядывавшие на набегающую тучу, прыснули по подворотням. Наиболее предусмотрительные попытались было раскрыть прихваченные из дома зонты, но налетевший мощный порыв ветра скомкал их спасительные купола, и владельцы зонтов тоже заметались под струями небесного душа в поисках укрытия.

Мужчина, стоящий у окна, недовольно поморщился, несколько раз прошелся по гостиничному номеру и сел в кресло в глубокой задумчивости. А поразмыслить подполковнику немецкой военной разведки Максу Рихтеру, прибывшему в Москву под именем австрийского коммерсанта Гюнтера Бюхера, было над чем. Буквально на следующий день после его встречи с представителем германского консульства Хайнцтрудером подполковник заметил за собой слежку. Это его не удивило. Будучи сотрудником «Абверштелле-Кенигсберг», подразделения военной разведки, длительное время проводившего разведывательную работу против СССР, он был прекрасно осведомлен о повышенном интересе советской контрразведки к иностранцам, прибывающим в Москву из стран, дружественных Германии. А уж об Австрии, несколько месяцев назад присоединенной Гитлером к Германии в процессе так называемого «аншлюса» и получившей название «Остмарк», и говорить было нечего. Но из иностранных языков подполковник неплохо говорил только на русском, и то с заметным акцентом, а на польском, литовском и латвийском — то есть на языках тех стран, в отношении которых также вело разведдеятельность их подразделение, — мог общаться лишь на бытовом уровне. По этой причине ему и подготовили австрийский паспорт. Подполковник должен был изучить несколько вопросов, связанных с деятельностью московской резидентуры. В случае обнаружения слежки за гостем из Австрии у руководства резидентуры имелся запасной вариант его выхода на контакт с Литовцем. С этим вариантом подполковника при встрече ознакомил вице-консул Хайнцтрудер, очевидно опасавшийся «прослушки» в своей конторе и поэтому изложивший свой план в письменном виде. Теперь, когда по прошествии нескольких дней опасения Рихтера по поводу чекистского контроля подтвердились и он проинформировал об этом руководство резидентуры, подполковник ждал телефонного звонка с условным сигналом о готовности действовать по запасному варианту.