Шрифт:
Начальник отдела кадров поначалу взялся ворошить папки без особой охоты, но постепенно вошел в раж… А закрыв последнюю, развел руками:
— Нету. Видите сами: среди шоферов ни одного Якова…
— Вижу, — сокрушенно согласился Родионов. — И хорошего в этом мало. Для меня, естественно.
— Я понимаю и рад бы помочь. Если хотите, завтра выясним, кто у нас с таким именем в других цехах… Только надо во–он сколько документации поднять, а у меня, как назло, времени в обрез, райком вызвал. Завтра, договорились?
— Договорились. Если не заеду, то позвоню обязательно.
Вошли они вместе и, уже пожав Родионову руку и направившись к своему «газику», начальник отдела кадров спохватился:
— Подвезти вас? Усаживайтесь.
— Спасибо, у меня машина, — откликнулся Родионов.
И увидел выбежавшую из–за угла Тину… Грузно устраиваясь на сиденье, начальник отдела кадров распорядился:
— В райком, Сережа.
А когда «газик», развернувшись, проехал мимо встретившихся молодых людей, благодушно хмыкнул:
— Хм! Ну вот — не одно, так другое нашел.
— Что? — не понял Сережа.
— Я говорю — искал молодой человек одно, а нашел другое. Между делом к ладной девушке подкатился.
— А что? Это нам никогда не вредно, — рассудил шофер и мельком оглядел себя в зеркальце.
Он был очень недурен собой, и синяя мушка под глазом, дань своеобразной моде, его совсем не портила.
…Обрадовавшись встрече, Родионов невольно задержал руку Тины в своей, и сейчас она, хоть и не сразу, осторожно освободила ее.
— Что же теперь обо мне думать станут?
— Вы о чем? — не понял Родионов.
— Ну как же… Милиция через кадры ищет! Интересуется… Или вы не назвались — откуда?
— А–а… — он решил, что в этой ситуации ничего объяснять не надо. — Не назвался.
— Во–он моя работа, — кивнула она наверх. — Видите, девчонки руками машут? Перерыв кончается, долго вы там, в кадрах, выясняли.
— Что вечером делаете, Тина? Свободны? Она отрицательно покачала головой:
— Занята. — А взглянув на него и с радостью убедившись, что он огорчился, объяснила: — Школа у меня сегодня… Раньше не удосужилась, теперь догоняю. Вот если завтра…
— А встретимся где?
— Домой приходите… Часов в шесть! — крикнула Тина, уже отбегая, и взмахнула рукой: — Счастливо!
Родионов тоже помахал на прощание и, все еще улыбаясь, пошел к машине.
Тесное помещение, в котором он ютился, было переоборудовано из чулана, названия, комнаты не заслуживало, и обычно он возвращался домой без особой охоты.
Но сегодня по дороге домой настроение оставалось отменным, на четвертый этаж взбежал, прыгая через несколько ступеней разом, и квартирный звонок просигналил весело.
Дверь открыла Катя, это только еще улучшило его настроение — с братом отношения были сложные.
— Что это вы сегодня такой радостный? — Кате было двадцать шесть лет, но выглядела она старше. — На работе похвалили?
— Работа есть работа, работа есть всегда! — попытался он вспомнить мотив. — Во–первых, не работой единой жив человек, во–вторых, я не люблю, когда ты называешь меня на «вы», а в–третьих, у меня к тебе просьба…
— Большая? — тоже заулыбалась она.
— Во! — он, как мог, широко развел руки. — Выстираешь мне рубашку на завтра, а?
— Ох и просьба! Я думала, что такое у него? — Катя понимающе усмехнулась: — А у него завтра свидание. Правда?
Родионов поднял руки, скроив постную мину:
— Сдаюсь. Разоблачен мгновенно, и отпираться бессмысленно… Разбор дела закончен, суд удаляется. — Он вышел на кухню, вернулся и все показал дальше: — Суд возвращается, все встают, а меня сажают… Десять лет строгой изоляции без любви!
В серенькой Катиной жизни поселение родственника все еще составляло приятное новшество, и сейчас она весело смеялась до тех пор, пока в скважине входной двери не заскреб ключ. Тогда убежала в кухню и там загремела посудой. Родионов успел скроить глубокомысленное лицо, и как раз вошел брат.
Старший Родионов уже к пятнадцати годам ухитрился сформироваться в солидного человека и с тех пор приобрел лишь избыточный вес и кислую мину брюзгливой официальности.
— Здравствуй, Игорь.
— Здравствуй, Леонид.
Брат снял и повесил шляпу, сбросил туфли, вдевая ноги в шлепанцы, с облегчением распустил пояс на брюках и заглянул на кухню:
— Из–за двери слышал, ты что–то про любовь рассказывал… Не анекдот?
— Про любовь? — Напускная глубокомысленность на лице младшего Родионова сменилась недоуменной задумчивостью. — Разве было произнесено это слово? А ведь действительно…