Следствие обвинило Збарского во "вредительском" бальзамировании маршала, в разглашении секретных сведений о работе лаборатории, а также в подборе кадров по "национальному признаку". К следственному делу даже приложили высказывание американского журналиста; узнав о деятельности Збарского, он воскликнул: "Значит, сохранность тела Ленина находится в руках евреев!"

Вместе со Збарским попала в тюрьму и его жена. Всех евреев – сотрудников лаборатории при мавзолее Ленина уволили, кое-кого арестовали. В конце 1953 года Збарского освободили; здоровье его было подорвано, и вскоре он умер во время лекции для студентов.

3

Писатель С. Персов, член Еврейского антифашистского комитета, ездил по всей стране, собирал материалы о евреях-партизанах и бойцах Красной армии, о евреях в науке и промышленности, а ЕАК после цензурной проверки посылал его очерки за границу – среди прочих многочисленных статей о жизни советских евреев.

Персова обвинили в передаче шпионской информации и расстреляли в ноябре 1950 года. Вместе с ним казнили по тому же обвинению журналистку М. Айзенштадт-Железнову, которая подготавливала очерки о евреях – Героях Советского Союза. Расстреляли и Н. Левина, главного редактора ЕАК, за отправку в Америку зашифрованных "шпионских сведений".

Персов и Айзенштадт написали несколько очерков о евреях – работниках Московского автозавода имени И. В. Сталина; ЕАК отправил очерки в США, и это стало одной из статей обвинения работников автомобильного завода. Хрущев вспоминал: "Там тоже искали происки американского империализма – через сионистов, работающих на заводе. Конечно, чистейшая чепуха. Тут результат произвола и абсолютной бесконтрольности Сталина".

Были арестованы десятки евреев автозавода, среди которых оказались помощник директора А. Эйдинов (по определению Хрущева, "щупленький, худенький еврей"), главный конструктор завода Б. Фиттерман, главный конструктор по электрооборудованию Г. Гольдберг. На первом же допросе Эйдинова жестоко избили резиновыми дубинками для получения "чистосердечного признания"; избивали других арестованных, и в ноябре 1950 года на скамье подсудимых оказалось более 40 человек – работников автозавода и Министерства автотракторной промышленности.

Основные статьи обвинения: "участники еврейской антисоветской националистической группы… проводили вредительски-подрывную работу… были связаны с американскими шпионами", способствовали Персову и Айзенштадт "в сборе секретных материалов". 11 человек приговорили к расстрелу (среди них был Эйдинов), остальных – к различным срокам заключения, вплоть до 25 лет лагерей. В деле каждого из них записали: "Держать только на общих, тяжелых работах".

Среди осужденных был С. Файман, в прошлом заведующий столовой на автозаводе. Из воспоминаний: "На старости лет Соломон Моисеевич оказался в нашем лагере на Крайнем Севере… И хотя жилось ему очень плохо, потому что работал в шахте, имел срок 25 лет, был инвалидом, болел, Файман не впадал в отчаяние, не терял надежду… Он говорил мне: "Всё идет как надо, мы скоро будем дома, Герш Израилевич…" И в конце концов он вернулся домой".

В лагерь попал и И. Жаботинский, начальник цеха московского автозавода: "У него, уже немолодого человека, было очень больное сердце. По состоянию здоровья его следовало полностью освободить от любой физической работы… но в деле Жаботинского имелась надпись: "Только на тяжелых работах"… Несколько дней он пробыл на тяжелой работе, пока не получил инфаркт".

После смерти Сталина прокуратура определила, что работники автозавода "были осуждены по недостаточно проверенным материалам", очерки Персова и Айзенштадт "секретных данных не содержали".

4

Еще шло следствие по делу работников Московского автозавода, а в ЦК партии уже составили список организаций, укомплектованных "политически сомнительными… враждебными элементами", а также большим количеством "лиц еврейской национальности". Летом 1950 года Сталин подписал секретный документ "О мерах по устранению недостатков в деле подбора и воспитания кадров…"; это постановление обязало министров и руководителей ведомств ежегодно сообщать о национальности принятых на работу и уволенных сотрудников.

Так началась массовая антиеврейская чистка по всей стране – в промышленности, науке и культуре, в столичных, областных и районных учреждениях. Ограничивали количество евреев в судах и прокуратуре, удаляли евреев из Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли, из газет и журналов, институтов и научных учреждений. Настоящую причину – еврейское происхождение – не полагалось указывать: понижали в должности, увольняли по надуманному сокращению штатов или за нарушение трудовой дисциплины, принуждали подать заявление об уходе "по собственному желанию", но все – и начальство, и увольняемые – прекрасно понимали истинную причину происходящего.

В райкоме партии Москвы разъяснили новую кадровую политику: "С еврейским засильем идет борьба. Партия очищается от евреев, им никакого доверия. Использовать только некоторых и только по узкой специальности… Максимально освободить учреждения от евреев".

Академика А. Фрумкина сняли с поста директора Института физической химии Академии наук СССР – за поступки "антипатриотического характера". Затем подошла очередь академика А. Иоффе: ему пришлось подать заявление об уходе из Физико-технического института в Ленинграде, который он основал, возглавлял тридцать лет и воспитал знаменитых ученых (будущих лауреатов Нобелевской, Ленинской, Сталинской и Государственной премий).