Тогда один из рыцарей Абенсеррахов, находившихся тут же в свите короля, возразил на это:

– Поистине, сеньор Сегри, во всем вами здесь сказанном нет ни слова правды, ибо Абенсеррахи – рыцари настолько скромные, что как бы ни благоприятствовала им судьба, они никогда не возгордятся, точно так же как при враждебности судьбы не унизятся; они всегда одни и те же: милостивы к бедным, горды с богатыми, верны и прямодушны в дружбе. Во всей Гранаде, в целом королевстве вам не найти Абенсерраха, которого презирали или ненавидели, – однако это разве можно сказать про вас, Сегри и Гомелы? Вы уже с давних пор преследуете, без всякой причины, своей ненавистью Абенсеррахов.

– Не кажется ли вам, – ответил Сегри, – что на то есть достаточная причина: они в игре в копья убили главу рода Сегри?

– А не кажется ли вам, – возразил Абенсеррах, – что они в свою очередь имели к тому достаточную причину, раз все Сегри выступили тайно вооруженные, облеченные в крепкие кольчуги и панцири, с целью предательски убить Абенсеррахов; вы коварно сняли с ваших легких копий наконечники из ветвей дуба и заменили их остриями из дамасской стали твердого закала, так что не нашлось бы ни одного фесского щита, который, как бы он ни был хорош и крепок, не оказался бы ими пробит и раздроблен, будто сделанный из картона. И если я не говорю правду, пусть ее скажет Малик Алабес, которого ни кольчуга, ни щит не предохранили от сквозной раны в руку. Так что вполне обнаружилось, что вина sa случившееся лежит на Сегри. И вы, все еще этим недовольные, сохраняете по-прежнему вашу ненависть к Абенсеррахам и возводите на них всяческую клевету.

– Ну, раз вы так обвиняете Сегри, – ответил Сегри, – и утверждаете, что они были зачинщиками предательства, тогда скажите, почему Малик Алабес выступил вооруженный и в кольчуге? О Магомет, пусть будет сказана правда!

– Я вам скажу ее, – ответил Алабес. – Знайте же, что один из вашей квадрильи предупредил его о вашем общем замысле, и если бы рыцарю дозволялось выдавать тайны, я бы назвал вам также и того, кто это сказал. Но Магомету не угодно, чтобы я это сказал. И Малик оказался настолько великодушным рыцарем, что, хотя и узнал про замышленное против него злое дело, не сообщал о нем остальным рыцарям Абенсеррахам до тех пор, покуда не получил злую рану, из-за чего и началась давешняя битва, и Малик был должным образом отомщен.

– Если он был хорошо отомщен, – воскликнул Сегри, – да будет угодно аллаху святому, чтобы в один прекрасный день все Абенсеррахи за это поплатились!

Многие рыцари Алабесы, находившиеся тут же при короле, рассердились на такие слова Сегри и хотели ему возражать, но король, внимательно прослушавший предыдущий разговор, видя принятое им направление и из-за присутствия множества рыцарей с обеих враждующих сторон, приказал всем, под страхом смерти, замолчать. И все повиновались ему, причем Алабесы и Абенсеррахи, Сегри и Гомелы затаили друг против друга злобу и помыслы о мести.

В это время на площадь выехала колесница невиданных до сих пор красоты и богатства. Казалось, словно она сделана из цельного куска кованого золота. На ней были нарисованы все замечательные события, происшедшие в Гранаде с самого ее основания до нынешнего времени, и все короли и калифы, в ней царствовавшие. Внутри колесницы звучала нежная музыка различных инструментов. Над прекрасной колесницей парила в воздухе большая туча, настолько искусно сделанная, будто это настоящая, плывущая по воздуху туча. Она метала из себя бесчисленные молнии, гремела громом так оглушительно, что повергла всех в ужас. Так колесница с тучей над ней объехала всю площадь, и когда она поравнялась с королевскими балконами, туча быстро и ровно разверзлась в восьми частях, раскрыв за собой темно-синее прекрасное ночное небо, все в сверкающих золотых звездах. В небе на великолепном троне восседал сделанный из золота Магомет; он возлагал бывшую у него в руке золотую корону на голову изображения дамы чрезвычайной красоты, с распущенными, подобными золотым нитям волосами. Она была одета в лиловую парчу с обычными прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из белой парчи. Все разрезы были перехвачены застежками из драгоценных рубинов, бриллиантов и изумрудов. В даме тотчас же все узнали прекрасную Коайду. Рядом с ней, ступенью ниже, сидел отважный рыцарь, одетый в одежду тех же цветов, что и платье дамы: белая и лиловая парча и перья с золотом. На шее у него висела большая золотая цепь, конец которой находился в руке прекрасного портрета Коайды: казалось, рыцарь – ее пленник. Рыцаря тоже сразу узнали: то явился славный Малик Алабес, выздоровевший от тяжелых ран, полученных им в Долине от отважного дона Мануэля Понсе де Леон, и пожелавший принять участие в празднествах и поставить в заклад портрет своей дамы, положившись на доблесть и ловкость своей руки. Под громкие звуки сняли у него с шеи цепь, он спустился по ступеням с колесницы и вскочил на поданного ему коня. То был могучий конь славного дона Мануэля Понсе де Леон, и вы уже слышали про то, как он попал к Малику Алабесу. Попона, плюмаж и тестера [57] коня были точно так же из лиловой и белой парчи. Все обрадовались появлению ловкого и смелого рыцаря, и так говорили между собой: «Быть сейчас великому состязанию в копьях, ибо весьма отважен и ловок Алабес». Последний медленно ехал впереди своей колесницы, чтобы все могли его видеть. Достигнув доброго Абенамара, он сказал ему: «Рыцарь, не будет ли вам угодно, на условиях вашей игры, состязаться со мной в трех копьях? Я привез с собой портрет, и если вы у меня его выиграете, вы сможете присоединить его к остальным вами выигранным». – «Я очень этому рад», – ответил Абенамар, и с этими словами взял копье, сделал большой разбег и мигом сорвал кольцо. Добрый Алабес сделал то же самое. Так оба они промчались по три раза и все три раза срывали кольцо. Тут поднялся на площади великий шум. Народ говорил: «Славный соперник попался Абенамару! Отличный рыцарь – этот Малик, и великой ловкости, он не проиграл ни одного копья и, конечно, заслуживает хорошей награды!» Тем временем судьи посовещались между собой и решили, что оба портрета дам Абенамара и Малика Алабеса должны быть поставлены рядом, поскольку оба рыцаря не уступали друг другу в искусстве. Малику, кроме того, дать дорогой приз за его изобретательность. Они призвали к себе Малика и объявили ему свое решение. Малик ответил, что он предпочитает увезти портрет с собой: имеют ли судьи что-нибудь против этого?… Судьи ответили, что нет. Один из них поднялся, снял с подставы очень дорогой приз – маленький кораблик, весь из золота, – и подарил его Малику, который под торжественную музыку сделал круг по площади и, подъехав к своей даме Коайде, находившейся в свите королевы, подал ей драгоценный корабль и сказал:

– Примите, госпожа моя, этот корабль! Пусть он мал, но велики паруса его, ибо вздувает их надежда!

Прекрасная дама приняла подарок, поблагодарила за него, как того требовал обычай. Королева взяла у нее из рук корабль, долго его рассматривала и сказала:

– Поистине красив и ценен ваш корабль, и если паруса его приводит в движение надежда, то вы достигнете хорошего порта под управлением столь искусного кормчего, как Малик Алабес.

Прекрасная Коайда на это промолчала, устыдившись и зардевшись.

Малик приветствовал на прощание короля, королеву, рыцарей и дам, возвратился к своей колеснице и, поднявшись по ступеням, сел на свое прежнее место на троне. И под звуки сладостной музыки снова набросили ему на шею цепь. И едва это было выполнено, как замкнулась снова туча, и снова загремел из нее гром, и засверкали молнии, рассыпая пламя по всей площади и повергая в страх всех присутствующих. Так пышная колесница и туча покинули площадь, оставив всех пораженными и восхищенными своим появлением. Король сказал своим рыцарям:

– Клянусь Магометом, из всех нами виденных затей эта – самая лучшая, и я не надеюсь увидеть ни лучшей, ни равной ей.

И все рыцари тоже похвалили ее.

Едва туча скрылась, как на площадь выехали четыре квадрильи очень нарядных и красивых рыцарей, все очень богато одетые. Первая квадрилья, состоявшая из шести рыцарей, была в розовых и желтых одеждах из прекраснейшей парчи; убранство коней было тех же цветов. Вторая квадрилья, точно так же состоявшая из шести рыцарей, была одета в зеленую и красную парчу, чрезвычайно дорогую и ценную; тех же цветов убранство коней и перья. Третья квадрилья выступила в одеждах из голубой и белой парчи, обшитой серебром и золотом; того же цвета убранство коней, украшенное серебром и золотом большой красоты и ценности. Шесть рыцарей четвертой, последней квадрильи были одеты в драгоценную парчу оранжевого и лилового цветов со множеством лент и обшивкой из золота и серебра; кони их были покрыты такой же самой парчой с оранжевыми и лиловыми плюмажами такой красоты, что стоило полюбоваться на их великолепие.