— Если есть желание выпить, то повод всегда найдется, — буркнул Сол. — Только я так скажу. Когда Христос родился, вообще никакого счета не было. Не было никакого года. Когда ему год исполнился, тогда и первый год времени пошел. Так же как год начинается с первого месяца, месяц начинается с первого числа, столетие начинается с первого года. Завтра Христу исполняется ровно тысяча семьсот лет.

— Сол, ты еще не проспался, я думаю, — сказал Хмырь. — А жизнь ребенка начинается когда ему один год, или когда он только появился из чрева? Объясни тогда, почему пальцы ты считаешь, начиная с первого, а года — с никакого? Или никакой палец у тебя тоже есть?

— Этому Хмырю кто-то на хмыря накапал, — пошутил Ван, покосившись на капитана.

Все расхохотались, потом вдруг замолчали… Лишь тихо попукивал уголь в костре.

— Никакой палец, — тихо сказал Кидд, — у меня, конечно, есть. Как ни крути, а первый век начался первого января первого года и закончился тридцать первого декабря сотого. Значит, и семнадцатый закончится ровно через год.

— Кидд, а ты сам в Христа-то веришь? — вдруг спросил Бумба. — Геенны огненной не боишься?

— Если бы я не верил в Христа, — сказал Кидд, — то не сидел бы тут с вами, у этого вонючего костра. Я бы до сих пор королю служил, козлу этому. Ты что думаешь, я всю жизнь по морям шляться буду? Выкуси! Вот еще один сундук доверху наполню и баста. Уйду на покой. Таверну куплю в Ливерпуле. Женюсь. Буду вечером у огня сидеть и деткам приключения рассказывать. А насчет геенны, так она как раз и есть по части Христа. Я по вечерам буду у огня сидеть, а по ночам молиться буду. Года за три и отмолю грехи.

— А как не успеешь? Как заместо таверны на виселицу попадешь?

— Это ты не успеешь. А насчет виселицы, это тоже просто. Смертник, он так хорошо молится, так честно, что его Христос и за одну ночь простит… Ну, а теперь новая задачка вам. Это как раз про череп будет. Допустим я на дерево залез и чей-то череп, ну, к примеру, твой, Хмырь, к дереву гвоздем прибил.

— Это зачем? — испугался, не поняв юмора, Хмырь. — Зачем мой череп к дереву прибивать?

— Так, для красоты просто. Но я мало того, что твой череп к дереву прибил. Я еще этому черепу в глаз выстрелил, тоже для пущей красоты. Вопрос: как мне этому черепу в глаз выстрелить, чтобы пуля точно под черепом в землю легла?

— Хорошо прицелиться надо, — посоветовал Бумба. — Вот у нас в шапито стрелок был. Брал яйцо, ставил его на голову напарнику своему, лысому, и прямо с десяти шагов это яйцо сшибал.

— Я и сам хороший стрелок. С десяти шагов из красного туза черного сделаю. А вот так чтобы пуля точно под череп легла, это я пас. Так что, слушай сюда, Бумба. Если будешь не по делу говорить, то я у тебя яйца оторву и на голову тебе поставлю. Тут не в меткости суть. Как ты оттуда, с дерева, приметишься? Метиться-то куда?

— Вниз и метиться, — вставил Ван.

— Куда вниз? Я у тебя Ван, сейчас тоже яйца оторву и на голову Бумбе поставлю. И целится я буду отнюдь не в яйца.

— Надо бечевку взять, — сказал Сол.

— Ну?

— Надо к бечевке грузило привязать. Грузило бечевку точно к земле потянет. По бечевке и метиться.

— Хорошо придумал, — похвалил Кидд. — Честно говоря, я и сам до этого додумался. У тебя бечевка есть? А грузило?

Сол пошарил по карманам и вытащил на свет суровую нить, фута в два длиной, протянул капитану. Тот взял ее, намотал на палец, дернул. Затем достал из своего мешочка большой медный гвоздь, стал привязывать, потом вдруг плюнул.

— Что ж это я делаю? Нет, гвоздь тут не пойдет.

— Почему же не пойдет? — не понял Сол. — Хороший груз.

— Нет, — грубо оборвал Кидд. — Я сказал, что этот гвоздь не пойдет. Надо другое что-то. А гвоздю этому работа тоже найдется…

— У меня замочек есть, — сказал Ван.

— Что? Какой замочек?

— Серебряный, для сундучка, — Ван покраснел, протягивая замочек. Эту вещицу он снял с пояса одной женщины на Карибах, той, у которой взял и лютню. Серебряным замочком ее муж запирал пояс верности, когда уезжал из дома. Эта женщина была молодой, но не слишком красивой, она ползала по полу и умоляла пощадить ее. Ван убил ее одним точным ударом ножа в шею.

— Запасливый, собака, — процедил сквозь зубы Кидд, принимая замочек из рук Вана. — Сундучка еще нет, а замочек уже приготовил. Вы, русские, вообще, запасливый народ, хомяковый. Ну, а как он тебе вообще не понадобится? Ведь я ж вас всех застрелить собрался, чтоб про сокровища могила полная…

Все замерли. В костре треснуло полено, кувыркнулось, увлекая за собой колесо искр. Капитан пояснил:

— Шутка.

Первым засмеялся Бумба. За ним все остальные.

— Правильно, — сказал Кидд. — Если кто шутку шутит, то все смеяться должны. А то ведь, каждый, небось, об одном думает. Наслушались пиратских историй.

Хмырь еще смеялся, хлопая себя по коленям, как вдруг простая и ясная мысль полыхнула под черепом: А ведь правда — убьет!

Он вспомнил, как в прошлом году зарывали стофунтовый сундучок с испанского галеона, неподалеку от мыса Кабу… Кидд отправился с матросом по имени Сбышек, а обратно вернулся без Сбышека, сказал, что тот утонул в болоте. И только сейчас Хмырь подумал, что нет и не было никаких болот в районе мыса Кабу-Бранку, не было никогда никаких болот…

Сразу вспомнился урядник, Михайлов Петр, его розовые сытые щеки, большой круглый лоб, тонкие, завитые, словно виньетки в книжке, усики… Как он сорвал со стены лампадку и блестя глазами, хохоча, масла плеснул себе на елду… Убьет, точно убьет.