— Тогда остаетесь вы, гражданка Цвинтар, кажется?

Но Малка тоже молчала, руки под фартуком на животе сложила и молчит, как пробка. Шатается, а молчит.

Я разозлился.

— Да садитесь вы, цирк тут устраиваете! Прямо клоуны-акробаты. А ну сесть! Всем сесть!

Так гаркнул — эхо отскочило от самого потолка.

Заплакал Иосиф. Выскочила Полина с шитьем в руках.

Расселись кто где. Но кругом меня образовали пустоту. Как нарочно. За столом я один.

Евка — подоконник подперла задом за моей спиной. Зусель — у меня перед лицом, на табуретке возле печки. Довид — рядом с ним на маленькой скамеечке.

Малка пробелькотела:

— Ой, мне плохо. Я немножко ляжу. — И свернулась на топчане.

Полина ушла к мальчику. Ничем своего удивления и прочего не проявила. Только глянула, как все угомонились. Довольная, кивнула мне и уплыла.

— А чтоб никому не было плохо, не надо поднимать гвалт. Чего вы сюда приперлись? Если из-за того, что говорил Довид, так это ерунда на постном масле. Езжайте, откуда приехали. Если еще что-то, выкладывайте. Но времени у меня нету, чтоб с вами балакать. У меня время — рабочее. Служебное. Ну?

Тогда заговорила Ева. Я специально на ее голос не повернулся всем туловищем, а только чуть-чуть настроился ухом.

— Довид сначала к вам домой пошел, а там Люба ему сказала, что хлопчик тут. Он — сюда. Тут Полина Львовна. Она меня отправила вам звонить.

Я уже терял терпение:

— Понятно. Зачем тут вся мишпуха? Ну, Довид — ладно. Хоть и бред. А Табачник? А вы с Малкой? Вы что, обязательно хороводом ходите? По одному, как люди, двигаться не способные?

Довид говорит:

— Мы за своим пришли.

Я закричал, невзирая на обстоятельства:

— Кто это «мы»? Вы поименно назовите, Довид Срулевич, кто это «мы»! Поименно! У нас коллективные жалобы не принимаются.

Довид назвал. Причем загибал пальцы по ходу:

— Я — раз. Зусель — два. По поручению Бэлки. От ее, значит, имени. Уполномоченные. Это три.

Я развернулся к Евке:

— А вы, Ева, входите в дальнейший счет или как?

Ева говорит:

— Нет. Я — против. И за Малку отвечу. Она тоже против.

Я встал и подошел к Малке. Она делала вид, что дремлет. Я тронул ее за плечо — вежливо.

— Малка, вы за или против?

Она разлепила глаза и что-то загиркала.

— Довид, переводи.

— Переводить не обязан. Тут не допрос.

Спрашиваю с нажимом:

— А что ж тут такое делается, люди добрые?! Не допрос! Хотите допрос — будет допрос! Приходите в чужой дом скопом. Тут больной ребенок, до вас не касающийся. Устраиваете погром. Меня с работы срываете. Жену мою перепугали, наверно, до смерти…

И тут меня как громом ударило: Любочка сейчас мечется, а я тут болтовню развожу с помешанными.

— Что вы Любе наговорили? Довид, отвечай живо!

— Ничего особенного я ей не сказал. Сказал, что приехал за Иосифом. Она закричала и упала. Я ей водой в лицо побрызгал, она встала. И на меня с кулаками. Я ее не осуждаю. Я ее крепко за руки прижал и спросил, где мальчик? Ганнуся ваша сказала, что он у тети Полины — больной. Я с Зуселем — сюда. Тут Евка с Малкой вокруг хлопца крутятся, помогают…

Я не стал слушать дальше, бросился к Любочке. Пока добрался, сто раз себя проклял.

Люба лежала на кровати. Сама белая. Глаза закрытые. Ганнуся рядом на полу. Спит. Уткнулась лицом в кулачки и спит.

Я сначала Ганнусю растряс. Она подняла лицо — заплаканное, сопливое. Потом Любу окликнул тихо. Она не подала голоса, а только застонала.

И на низ живота себе показывает.

— Посмотри, я сама боюсь смотреть. Посмотри. Там мокро. Там, наверно, кровь.

Ну да. И кровь, и все такое.

Любу срочно в больницу.

С Ганнусей наперевес — бегом к Лаевской. Решил Довида с Зуселем немедленно пристрелить. Или голыми руками придушить. Но их и след простыл.

Евка с Малкой трутся кругом Иосифа.

Лаевская куда-то ушла, они толком объяснить не могли. Я попросил приглядеть за Ганнусей до вечера.

Евка вышла со мной на двор.

Я схватил ее за руку:

— Головой отвечаете за моих детей.

Ева согласно кивнула и скривилась.

— Конечно, Михаил Иванович. За Довидом в Остер поедете или как? Если поедете, так я тоже. А то там хлопчиков доглядеть надо будет, если вы Довида заберете. А Зуселя не трогайте. Он помешанный. Но то уже ваше дело.