Назавтра компьютерщики потихоньку подтягиваются в течение всего утра. Эти люди формулу «с 9 до 5» воспринимают как один из множества возможных вариантов. Если ты появляешься на работе раньше полудня, то явно пытаешься выслужиться.

Когда концентрация специалистов Бо Рингвальда достигает приемлемой критической массы, мы с Питером ведем их в комнату без окон, но с отдельным кондиционером.

— Мне нужна внушительная серверная, — объясняю я.

— Что вам потребуется от серверов? Какие задачи они будут решать? — спрашивает меня главный компьютерщик, долговязый парень с бородкой, как у Фрэнка Заппы.

Я пожимаю плечами.

— Надо, чтобы было побольше лампочек и они моргали.

Парень кивает, словно такие заказы он выполняет каждый день.

— Сколько компьютеров надо? — уточняет он.

— А сколько сюда поместится?

У него загораются глаза. Это все равно что попросить гонщика Дэйла Эрнхарда сделать такой тюнинг вашей машины, какой ему нравится.

Пока ребята увлеченно обсуждают грядущий поход в магазин «Фрай Электроникс» — компьютерную мекку Пало-Альто — и спорят, что лучше купить, я увожу Питера в один из наших трех залов для совещаний.

В общих чертах я обрисовываю ему суть моей затеи. Я доверяю Питеру, он хороший человек, но иногда знать детали просто опасно. Поэтому я набрасываю картину аферы грубыми мазками. Я описываю Питеру программу, которую он должен написать. Она нам понадобится, чтобы заманить Напье.

— Сможешь такое написать? — спрашиваю я.

— Естественно.

— А за три дня?

Питер улыбается, словно говоря: «Всякий раз, когда с тобой связываюсь, обязательно находится подвох».

— За три дня… — задумывается он.

Питер проводит рукой по волосам — мечтательно, как девушка в рекламе шампуня. Думает и потом все же решается:

— Ладно. Думаю, управлюсь.

— Тогда давай за работу.

Я слоняюсь по нашему огромному офису. Ощущения, как на бейсбольном стадионе, когда все ушли и освещение выключено: пусто и жутковато.

В другом конце пещеры, у входа в серверную, компьютерщики без устали спорят о преимуществах «Линукса» перед «Виндоуз». Но назвать их спор бессмысленным теоретизированием лишь потому, что компьютеры, которые они установят, ничего делать не должны, было бы неправильно, поскольку подобные споры — всегда теоретизирование. Компьютерщиков ведь хлебом не корми — дай поспорить об операционных системах. А если попросить их прекратить спор, у них сразу появятся подозрения, что здесь, в «Пифии Корпорейшен», дело нечисто.

В другом темном углу я нахожу Джесс, играющую в «Пэкмэна». На автомате, предусмотрительно оборудованном специальной подставкой, стоит банка колы. Не отрывая глаз от игры, она спрашивает:

— А ты знал, что за дыньки дают сто очков?

— Я бы на некоторые дыньки и пятисот не пожалел.

Она улыбается в ответ.

— Видимо, в четверг ты случайно встретишься с Эдом Напье, — говорю я.

— Хорошо.

— Ты действительно готова на это пойти?

— На что пойти? — переспрашивает она, по-прежнему не отрываясь от игры.

Джессика резко дергает джойстик влево, потом вверх. Автомат даже шатнуло, а банка чуть не вылетела из подставки.

— На крайние меры.

— На крайние меры… — повторяет она. — А ты освоился в Силиконовой долине. Изъясняешься так интересно.

— Я к тому, что ты не обязана этого делать.

Джессика наконец поднимает на меня взгляд.

— Не знай я тебя, подумала бы, что ты ревнуешь.

— Да не ревную я. Просто беспокоюсь.

— Не стоит.

В этот момент из автомата раздается звук, сообщающий о том, что Пэкмэна все-таки догнали и съели.

— Ладно, — отворачиваюсь я и ухожу.

— Но все равно спасибо, — говорит она мне вдогонку. — Что ревнуешь.

С моего языка уже готовы слететь слова о том, что я отнюдь ее не ревную, но тут я понимаю: в этих словах не будет ни капли правды. Вместо этого я прошу Джессику не забыть про четверг и ухожу, чтобы присоединиться к спору о «Линуксе» и «Виндоуз», который вдруг сразу стал мне весьма интересен.

Приехав вечером домой, я застаю Тоби на диване, наблюдающим по телевизору за схваткой двух рестлеров — полуголых мужчин, которые бьют и хватают друг друга под крики обезумевшего ведущего.

Я захлопываю за собой дверь и здороваюсь с сыном:

— Привет, Тоби.

Он не оборачивается. Он со мной уже неделю живет. Изначально неплохая затея — воссоединение отца и сына — оказалась не столь уж блестящей. У Тоби пол-ноги в гипсе, он не может передвигаться без костылей, все время накачан перкодином с пивом, да и вообще шевелиться ему больно. Поэтому пока я на работе, сын смотрит телевизор. У него появилось новое увлечение — рестлинг.

В смысле, просмотр рестлинга.

— Оказывается, на твоем телевизоре нельзя уменьшить громкость, — слышу я вместо приветствия.