Старый маршал явился в полпредство с многочис­ленной свитой.

Советскую сторону представляли Тухачевский, Убо­ревич и Венцов. Запись вел помощник военного атташе полковник Кирилов.

После обмена дежурными любезностями необычай­но подвижный восьмидесятилетний старец ринулся в атаку:

— Слушайте, господа! — он сердито фыркнул, про­дув седую щеточку усов.— Неужели вы не можете воз­действовать на коммунистов, чтобы они не разлагали нашу армию и нашу страну? Мы же разумные люди, профессиональные военные! Давайте выработаем об­щую позицию. Прямо здесь. Торезу и Кашену останется лишь подчиниться. Надеюсь, вы возьмете это на себя.

Тухачевский и Уборевич изумленно переглянулись. Михаил Николаевич никак не ожидал подобной наив­ности от человека, просидевшего брюки на высоких постах. «Выжил из ума? — невольно возник вопрос.— Или дурак от природы?»

Досье Анри-Филиппа Петэна рисовало несколько иной образ.

Он родился в той благословенной части Франции, где люди отличаются несокрушимым упрямством и от­менным здоровьем. Образование получил в знамени­том Сен-Сире, кузнице кадров высшего офицерского состава. Не блистая ни талантами, ни даже пороками, могущими привлечь внимание начальства, медленно рос в чинах. К началу войны четырнадцатого года дос­лужился до полковника и в пятьдесят лет получил пехотную бригаду. До вершины карьеры оставался пос­ледний шаг, ибо в личной карточке значилось: «Не продвигать выше бригадного генерала».

Как и Гинденбурга в довоенной Германии, Петэна считали ординарным штаб-офицером. Но волей случая предание связало его имя с героической защитой Вер­дена. Суровый упрямец с ясными голубыми глазами неожиданно оказался любимцем нации и, минуя про­межуточные стадии, выскочил прямо на Олимп. В сем­надцатом году он уже на посту главнокомандующего.

Еще в «Эколь де Герр» [11] Петэн проповедовал идею непрерывного наступления, «проводимого без всяких колебаний». Война предоставила возможность на прак­тике и в гигантских масштабах проверить теорию. Ре­зультаты оказались плачевными. Петэн положил мно­жество пехотинцев, бросив их, без необходимой артпод­готовки, на пулеметы кайзера.

Эти эскацады, дорого стоившие армии, заодно с про­чими просчетами высшего командования довели солдат до отчаяния. Вспыхнули бунты. Петэн подавил их со всей решительностью. По его приказу в восставших полках, как во времена римских цезарей, был расстре­лян каждый десятый.

После подписания мира он вышел в отставку. Но когда в двадцать пятом году понадобилось усмирить восставших риффов в Марокко, республика вспомнила героя. В эту кампанию одним из офицеров его штаба был полковник де ла Рокк.

Маршал вновь встретил старого товарища уже в Па­риже, где тот основал фашистского толка организацию бывших фронтовиков. Имя Петэна немало способство­вало укреплению авторитета «Боевых крестов». Он стал их кумиром. После неудачного февральского путча 1934 года Думерг предложил ему пост военного ми­нистра в своем кабинете. Вкус власти оказался весьма притягательным. Пламенный католик, чье мышление ограничивалось рамками служебного устава, сделался на старости лет заядлым политиком. Лидеры правых партий частенько предпочитали дом маршала кабинету премьера в особняке Матиньон и палате депутатов в Бурбонском дворце. Вот почему для поддержки догово­ра столь важен был хотя бы нейтралитет «теневого президента».

Петэн начал почти с ультиматума, чего, надо приз­наться, вряд ли кто ожидал.

Тухачевский вновь бросил выразительный взгляд на Иеронима Петровича. Уборевич терпеливо разъяснил позицию Советского правительства. Ссылаясь на крае­угольные положения марксизма и высказывания това­рища Сталина, попытался внести некоторое успокоение. Но его доводы явно не достигали цели. Пришлось руба­нуть сплеча:

— Скажу вам так же прямо, господин маршал, по-солдатски. Если вы сами крепко сидите в седле, вам нечего опасаться. Мы не собираемся экспортировать ре­волюцию.

— Смею уверить, что будь у нас желание разложить чью-либо армию, то в первую очередь мы бы обратили внимание на германскую,— добавил Тухачевский.

Петэн сердито засопел, но не стал возражать и по­интересовался состоянием Красной Армии: резервы, авиация, строительство аэродромов и укреплений.

— Я удовлетворен полученными ответами, госпо­да,— сказал он, записав приведенные цифры.— Гене­рал Луазо, посетивший прошлой осенью ваши маневры, докладывал, что вы первые в мире по танковым войскам. Видимо, он был недалек от истины. Мне близка ваша точка зрения, маршал Тухачевский. Появление нового, вооружения может придать войне совершенно иной обо­рот. В настоящее время необходимо считаться с внезап­ной атакой на первый эшелон военных сил противника. Массированные удары дезорганизуют мобилизацию и парализуют жизненные центры обороны.

— Я читал вашу статью в «Revue de deux Mondes», господин маршал.— Тухачевский поспешил закрепить наметившееся взаимопонимание, если не в политике, то хотя бы в стратегии.— У нас нет расхождений по по­воду характера грядущей войны.

— Орудия такой войны уже существуют, и мы не можем позволить, чтобы нас застали врасплох.

— Совершенно согласен, ваше превосходительство. Германия формирует громадные вооруженные силы, и в первую очередь армию вторжения. Я имел честь бе­седовать с господином Мореном, и мы, сопоставив дан­ные, пришли к выводу, что немецкие авиационные за­воды производят пятнадцать машин в день. В Германии много говорят о планах Геринга довести авиацию до шестнадцати тысяч самолетов. При современных тем­пах этого можно достичь уже к тридцать девятому году.