Парнов Еремей Иудович
Шрифт:
— Этот час пробил,— положив руки на полированный стол, Гитлер откинулся на высокую прямую спинку канцлерского кресла. Его свинцовые с желтизной глаза тронула влажная поволока.— Мы войдем в Рейнскую зону,— он всем туловищем повернулся к военному министру.— В случае малейшего осложнения войска будут тут же отведены назад. Но я уверен, что бог избавит нас от этого испытания.
— Судьбоносное решение! — проникновенно выдохнул тучный Геринг.
— Риск без риска,— благодарно отреагировал Геббельс, вновь оглаживая безмерно далекий от нордической олихоцефалии череп.— Уловка Зигфрида.
— Ну что скажете,генерал? — мстительно усмехнулся Геринг.
Бломберг беспомощно оглянулся на Шахта и Нейрата, но не получил поддержки. Коллеги сидели, опустив глаза. Ход фюрера можно было расценить как угодно: дерзкий, рискованный, беспринципный, но он разом кончал всю партию.
«Шулер, который ловко выбросил кости»,— нашел наконец подобающее определение военный министр. Он просто не знал, что ответить. Фюрер мыслил в четвертом измерении, вне привычных понятий. Соглашаться с ним было столь же унизительно, как и спорить. Но молчание опасно затягивалось. Пришлось согласиться.
— Если есть на земле человек, выражающий интересы всего народа, то этот человек — я,— сказал Гитлер.— Меч всегда решал в конечном счете.
Члены кабинета, отдав прощальный поклон фюреру, покинули длинный с прямоугольными колоннами зал. Герингу удалось пересидеть всех, даже Гесса, который никак не мог оторваться от своих бумажек. Министр без портфеля для пущего сосредоточения обычно чертил человечков. На сидении его обитого огненной кожей стула с тисненным золотом имперским орлом остался забытый листок с каракулями. Геринг так и не решился его подобрать.
— Я удивлен поведением генерал-полковника Бломберга, мой фюрер. Мне еле удавалось себя сдерживать.
— Будем терпеливы к слабостям ближних,— Гитлер был явно не расположен к беседе.
— У слабостей тоже имеются границы,— Геринг все же решил воспользоваться моментом.— Генерал-полковника Фрича, к примеру, полиция засекла на очень некрасивых вещах. Прямо-таки омерзительных для германского воина. Теперь, когда...
— Вот именно — теперь! — сцепив руки внизу, Гитлер переступил с ноги на ногу и, поскрипывая нерасхоженными подметками, направился во внутренний покой.— Не создавайте нам лишних трудностей,— сказал вполоборота.— Уймите вашу полицию.
Снова на карту поставлено все — судьба Германии и его собственная судьба. На краю ночи. Воля и представление — в единый порыв. И будет так!
Утром в канцелярию Нейрата были приглашены послы Англии, Франции, Бельгии и Италии. Вручая правительственный меморандум, министр иностранных дел был предельно краток:
— В силу вышеизложенного имперское правительство заявляет об отказе от Локарнских соглашений и о незамедлительном занятии Рейнской зоны германской армией.
По сути это была вербальная вариация официального текста:
«В интересах естественного права народа защищать свои границы и сохранять свои средства обороны германское правительство восстановило с сегодняшнего дня полную и неограниченную суверенность империи в демилитаризованной зоне Рейнской области».
Подняв на каски очки, мотоциклисты в кожаных куртках уже неслись по мокрому шоссе мимо колышков, к которым были подвязаны черные перезимовавшие лозы. Толпа на раскисших обочинах с визгом и хохотом шарахалась от холодных брызг. На площадях возле ратуш стояли бочки с рейнским вином. В кипящих чанах поспевали сосиски. Девы в вязаных шапочках и пестрых передничках забрасывали солдат подснежниками. Местные штурмовики обеспечивали порядок. Выбросив руки, кричали: «Хайль!» Бургомистры в последний раз пробегали глазами торжественные речи. Но моторизованные колонны продвигались без остановок.
За полчаса до начала операции поступил приказ: в случае появления французских войск боя не принимать и немедленно отступить на свою территорию.
Пока кругом были только свои. В небе кружили эскадрильи «юнкерсов» и «мессершмиттов». Офицеры в закрытых «хорьхах» и «опелях» облегченно перевели дух. Пехотные полки, зенитчики и авиационные части беспрепятственно вступили в Кельн, бронетанковые части — в Майнц и Франкфурт-на-Майне.
В журналистском клубе раздавали долгожданный меморандум.
— Не волнуйтесь, господа,— успокаивал уполномоченный по печати Дитрих.— Хватит на всех.
Основная вина возлагалась на Францию, которая первой нарушила локарнские обязательства, подписав договор с Советским Союзом. Тем не менее германское правительство заявляло о своей готовности заключить с Францией и Бельгией пакт о ненападении сроком на двадцать пять лет. Мирные заверения занимали добрую половину текста: предложение воздушного пакта, даже возвращение в Лигу Наций, «если вопросы о колониальном равенстве и об отделении пакта Лиги Наций от Версальского договора станут предметом дружественных переговоров».