Шрифт:
Комиссар Брокар вошел в помещение морга вместе с синьорой Рубирозой. Навстречу им вышел сторож с сигаретой в зубах.
— Добрый вечер, комиссар. Каким счастливым ветерком занесло вас в наше веселенькое местечко? Вы что, охотитесь за трупами?
Заметив синьору, он прикусил язык, а яростный взгляд Брокара заставил его окончательно замолчать.
— Я хотел бы увидеть самоубийцу из «Рица», того, которого привезли сегодня утром.
Острый запах дезинфицирующих средств, устрашающий вид каталок для вскрытий заставили женщину вздрогнуть. Комиссар заметил это, крепко взял ее под руку и повел прямо к мраморному столу, на котором, покрытое простыней, лежало тело Франческо Рубирозы. Он мгновенно сорвал простыню и вопросительно посмотрел на синьору. Она лишь беспомощно кивнула головой и разразилась рыданиями. «Наконец-то ее прорвало, — подумал про себя Брокар, — сейчас я провожу ее в Сюртэ, а лучше в гостиницу, под тем предлогом, что ей лучше не оставаться сейчас одной, а тем временем постараюсь вытянуть из нее еще что-нибудь… Как правило, сначала все они сдерживаются, стараются не распускаться, а потом при виде смерти, становятся слабыми и охотно принимают поддержку…»
Анник Рубироза шла за комиссаром к выходу, нервно комкая в руке платочек и прижимая его к губам, как будто только это и могло ее утешить. Брокар был уверен, что она еще многое ему расскажет. И он не ошибся.
Он помог ей сесть в машину и дал возможность выплакаться, пока они ехали к гостинице «Амбассадор», где она остановилась. Уже в лифте, когда они поднимались на ее этаж, он между прочим спросил:
— А как ваша дочь?
— Она в Америке у друзей, учится. Я сообщила ей, она плакала и очень хотела ехать сюда вместе со мной, чтобы попрощаться с отцом, но я категорически запретила ей это делать. Я не хочу, чтобы она увидела его в таком виде… Пусть она запомнит его живым, таким, каким мы видели его последний раз у нас дома в Риме.
«Странно, — подумал Ален, — единственной наследнице небольшой империи запрещают отдать последний долг отцу… Странно, определенно странно».
Они вошли в элегантную гостиную, и измученная Анник устало опустилась на диван. Она с какой-то яростью вытерла слезы, и, обращаясь к комиссару, сказала:
— Вы даже не представляете себе, как мне хотелось бы помочь вам отыскать убийцу моего мужа, но, к сожалению, я не знаю, с чего начать. Мне кажется, что вам известно все, что я могла бы рассказать.
— Почему вы считаете само собой разумеющимся, что вашего мужа убили? У вас есть какие-то соображения на этот счет или неопровержимые доказательства? А может, здесь каким-то образом замешана ненависть между дядей и племянником?
— Вполне возможно, — ответила вдова, — ведь эта вражда длилась не один год. В свое время, в 1976 поду, похитили племянника Самуэля, несчастного Диего. Я попросила провести следствие по этому делу. Его тело нашли в одном из отвалов. Тогда подозрение пало на моего мужа, и комиссар Ришоттани из Турина, проводивший расследование, неоднократно допрашивал Франческо.
— Ну, и чем же это кончилось? — перебил ее Брокар.
— Да ничем, абсолютно ничем. А чем это могло бы кончиться? Мой муж вовсе не был заинтересован в исчезновении такого ничтожества, как Диего.
— Вы хорошо знали жертву?
— Неплохо. Он внушал мне какую-то нежность. Поговаривали, что он не может сделать ребенка, но в то же время он был болезненно привязан к жене.
— А что из себя представляла его жена?
— Ничего особенного. Я бы сказала, самая обычная женщина, но очень любила деньги.
Брокар улыбнулся, подумав: «Обычная женская ревность».
— Но вернемся к моему мужу, — продолжала Анник. — Однажды комиссар Ришоттани лично прилетел в Рим для допроса. Что уж они друг другу говорили, я не знаю, но с тех пор мужа оставили в покое. Когда я спрашивала у Франческо, почему он попал под подозрение, он зло отвечал: «Одна из «шуток» этого туринского свинтуса. Он хотел пришить мне смерть двоюродного брата. Плюнь на это, и давай никогда не будем говорить об этих мелких семейных неприятностях».
— Вы знали комиссара Ришоттани?
— Нет. А лучше сказать «да», хотя я не знала его лично. Я знаю его по описаниям моего мужа, которому, несмотря ни на что, он внушал симпатию. Дело в том, что если мой муж называл кого-то занудой, это означало, что он имел в виду интеллигентность и что этот человек ему симпатичен. «Здоровенный, спортивный и образованный зануда», так говорил Франческо о Ришоттани.
— Но вы говорили, — прервал ее Брокар, — что в свое время вы попросили провести расследование. Почему?
— Потому что мне хотелось узнать о причинах ненависти между дядей и племянником.
«Неглупа», — подумал Брокар и попросил разрешения закурить.
— И что же вы узнали? — спросил Ален с надеждой. Сигара, как обычно забегала у него во рту.
— Узнала кое-что такое, чего предпочла бы не знать. У мужа была любовница и сын от нее. А я больше не могла, как вам известно, иметь детей.
Последовало короткое молчание. Затем комиссар спросил:
— Вы говорили об этом с мужем?