Степан Карпович молча дотянулся до бокала, глотнул коньяк, словно приглашая жену выговориться.

— А в городе, Степ, знаешь как говорить станут… Никому же не интересно, как на самом деле было. Публика у нас какая… Скажут: еще один гонял как сумасшедший, человека сбил ни за что, — всплеснула она руками. — Сколько раз ему говорила, езди осторожно, езди осторожно. И вот.

— Да, Лена. Ни добавить, ни убавить.

Насколько сумел разобраться Топилин, к своей супруге Литвинов-старший относился тепло, но иронично. И приласкать успеет, и подколоть.

— Ох, Степ, — Елена Витальевна пожала его запястье. — Ты не представляешь… Так меня эта история измучила, сил нет.

— Антон вроде не виноват, — сказал Степан Карпович. — Вон и Саша говорит. И гаишники, кстати.

— Ох, матерь божья… Не виноват… Но как же неприятно все это, Степа! Все равно. Как тяжело!

Антон показал глазами: пойдем, уже можно. Они двинулись мимо гостиницы к березовой посадке. Под ноги им бросились длинные синие тени, шагавшие будто на ходулях — отвесно вверх-вниз.

— Коньяка тебе заказать? — предложил Степан Карпович жене. — Вина? Джина? Что будешь, говори.

— Коньяка, наверное… И ведь молодой был этот… который… Тридцать семь всего. Ребенок остался, мальчик. Я уж думала, если б совсем сиротой остался, мы б его тогда усыновили.

— Это само собой.

— Антон решил им квартиру подарить. Знаешь?

— Угу.

— Степ, знаешь, пусть лучше вина принесут. Красного.

В березах шумно и вертляво хлопотала сорока.

— Документы на квартиру я в твой сейф положил, — сказал Антон, когда стихли голоса родителей.

— Хорошо.

— Всё на мази, Саша. Вопрос только в ней. Чего она тянет?

— Обдумывает.

— Что тут обдумывать? Да — да, нет — нет!

Они подошли достаточно близко к березам, чтобы разглядеть причину сорочьего переполоха: на земле сидела белка и грызла кукурузный кочан.

Не доходя до берез, Антон остановился.

— Очень меня выручаешь, Саша. Спасибо тебе.

— Да ладно.

— Не скажи. Одно дело партнер. Другое дело в такой вот ситуации не скурвиться, плечо подставить.

Солнце висело над окраинными высотками, окна чешуйчато сверкали, превращая цепочки домов в гребенки рептилий — туповерхие, раскрасневшиеся от притока крови.

Нельзя думать про Анну. Только не здесь.

От ворот в сопровождении охранника шла женщина в длинной юбке, в платке. Охранник указал ей на Антона и, развернувшись, возвратился обратно.

— Это ко мне, — сказал Антон. — Только собирался сказать. Я в субботу уеду, — помолчал, глядя на приближающуюся гостью.

Против света ее сложно было разглядеть. Только силуэт — узкий, прямой.

— В Озерцы поеду. При монастыре поживу Свято-Успенском. Исповедуюсь, поговорю со старцами. На недельку. Пожертвование сделаю. В общем, поеду. Так надо. Здесь всё тебе можно доверить, — он уже отвлекся на подходившую к ним женщину. — Я сейчас, минутку.

Сделал несколько шагов ей навстречу.

Посверкивал бритый череп. Простенький платок светлел матовой каплей.

— Батюшка велел билеты вам отдать.

— Отлично.

— Это вот на поезд. На вокзале, как выйдете, ищите человека с табличкой «Паломник». Не пропустите. Телефон водителя мобильный вот, на листке. Вы просили, чтобы вас проконсультировали, как там себя вести.

— Хотелось бы. В общих чертах. А то, знаете, чтобы маху не дать.

Предзакатное марево, склоненные друг к другу головы, неспешные руки передают и принимают.

Топилин зашел за гостиницу, уселся там в одной из беседок.

Здесь нельзя думать про Анну. Здесь — нельзя.

Из-за усеянного ягодами куста шиповника появилась Маша, подошла к беседке. Она скучала. То ли с братом опять поссорилась, то ли захандрила перед сном. Села рядом. Посидели, глядя через реку, на лохматую рощицу.

— Видал? — Маша протянула ему небольшой блокнот, усыпанный стразами.

— Ух ты, — восхитился Топилин.

— Да ты внутри смотри.

Топилин раскрыл блокнот. Несколько страничек были разрисованы витиеватыми гербами с замками и драконами.

— Ты здорово рисуешь.

— Да при чем тут, — вздохнула Маша нетерпеливо. — Это же Сания.

И на непонимающий взгляд Топилина ответила:

— Сания! Гербы Сании. А тебе мама не рассказывала, что ли? Наши все знают.

Топилин вернул ей гербовик Сании. Маша спрятала ее в карман.