У входа в вокзал рамка и полицейский наряд. После взрыва в «Домодедово» всюду поставили рамки. Тревожный сигнал верещал, не умолкая. Проносимый через рамку багаж никто и не думал досматривать.

Набрал Антона.

— Саш, я на втором. Подходи.

Нашел его за столиком кафе, с початой бутылкой пива и ноутбуком.

— Пиво не предлагаю. Ты за рулем.

Топилин уселся за столик.

— Я и сам за рулем никогда не пью, — зачем-то добавил Антон.

Что-то резануло в его голосе. Наигранность какая-то.

— Самое обидное — живешь по-людски, не пакостишь, — продолжил он. — За руль, опять же, пьяным не садишься, как некоторые… одномандатники, блин. И вот на тебе…

Ситуация прояснилась. Антон готовится к встрече с монастырским старцем. Настраивается. А «некоторый одномандатник», только что им упомянутый, — депутат любореченского заксобрания Леня Каширин. По пьяной лавочке устроил гонку с пацанвой по Большой Садовой, смял несколько такси в гармошку, одного таксиста убил. Посадить не посадили, но с депутатством пришлось расстаться.

Антон повернул ноутбук так, чтобы Топилин мог видеть экран.

— Шестнадцать тыщ с начала года. Понял? Шестнадцать тыщ!

— Что это?

— Число погибших в ДТП. Нет, ты понял? Шестнадцать, Саша! А ведь я раньше думал, только отморозки конченные людей давят. А оказалось вон что. Сам в статистику угодил… То есть… не в ту, слава богу… В общем, ты понял. А мог, кстати, просто развернуться и уехать. И никто бы не нашел. Камеры там не работают.

— Так ты чего звал? — поторопил его Топилин. — Что за разговор?

— Да все то же, — сказал Антон и откашлялся. — Как там наша вдова?

Топилина передернуло от этих слов.

— Ты же говорил, у тебя разговор по работе.

Антон отпил пива.

— И по работе тоже. Как она?

— Тебя что интересует? Ты же все знаешь. Она согласилась.

Снова хлебнул из бутылки, пожал плечами:

— Согласилась… Хотелось бы узнать подробности. Как согласилась, что сказала. Это важно, Саша. Ты же понимаешь.

Забыл совсем о старце. Сделался таким же давящим, теснящим, каким бывал обычно. Не сдержал натуру.

— Все интересует. Это важно. Я от всей души… И мне важно. Что тут непонятного?

Если бы не было несколько часов назад тела ее, рвущегося навстречу…

Заговорил глухо, с трудом сдерживая скопившуюся злость:

— Антон, я еще раз повторяю, мне нечего тебе рассказать.

Не ожидал от себя такой резкости. Но почувствовал облегчение.

— Да ладно, ладно, — неожиданно просто уступил Антон. — Нечего так нечего. Я-то понимаю. Тебе тоже нелегко. Всем нелегко.

— Кроме Сереги, пожалуй.

Антон, услышав имя покойного, оглядел Топилина настороженным взглядом, но промолчал. В три больших глотка допил пиво.

— А по работе вот что, — сказал как ни в чем не бывало. — Пока я буду отсутствовать, нужно будет тиснуть рекламу в газеты. Самую дорогую давай. Сегодня в одну, завтра в другую. Закинь им какую-нибудь новость. Типа, рассматриваем возможность расширения и диверсификации, планируем, прогнозируем, уверенно смотрим в будущее. Ты лучше моего знаешь. Хорошо?

— Хорошо.

— А то мне тут маякнули, что они продолжают копать. Ментам названивают, запросы запрашивают.

— Сделаю.

Все-таки пришлось идти с ним до вагона.

Дорожная сумка мягко строчила колесиками по плитке «Роза ветров», уложенной в прошлом году. Проводницы в эффектной светло-голубой форме. Отбывающие, провожающие. Курильщики жадно тянули последние перед отправкой сигареты — последние, которые будут выкурены на свежем воздухе, а не в задраенном дергающемся тамбуре, где сквозь прожаренный туман проступают лица собратьев по вредной привычке, которым нужно покурить непременно сейчас, вместе с тобой, будто нельзя подождать пять минут. Топилин вдруг вспомнил про Аркашу Сухова — «двор и тротуар — цена?». Но заговорить о нем было все равно что лизнуть плитку у себя под ногами.

Доверенность на продажу давно лежала в машине, в юстиции была найдена и предупреждена нужная барышня — чтобы приняла быстро и культурно.

Анна согласилась осмотреть квартиру в пятницу, в обеденный перерыв.

Оба старательно выдерживали отстраненный тон. Дескать, это другое. Вообще не с нами — в параллельном мире с параллельными людьми.

В пятницу в час дня Топилин забрал Анну от ворот «Марфы» и повез смотреть элитный стройвариант, который должен был отойти ей по условиям мирового соглашения. В машине попытался вести разговоры о меняющемся климате, о пробках, о бездарно организованном в Любореченске движении. Молчала, потом положила ему руку на колено: «Не надо, Саша, чего уж…»