Тут капитан Тарасов выдал матерный эквивалент поговорки, прочувствованно завершая шифрованный свой монолог. Помолчав, подытожил с измученным видом:

— Совсем ни во что не ставят… так тоже нельзя… как будто игрушки играются… Он распорядился, а ты своим задом рискуй.

— Так ведь и вправду по закону, — попытался возразить Топилин.

— Саша! — вздохнул следователь. — Я тебя умоляю!

Посидели, глядя каждый перед собой в лобовое стекло.

Размышлять особенно не о чем. Нарушать установку оттуда, когда здесь все так непрочно, капитан не желает, пока не получит свои бонусы за риск. Что ж, аргументы ясны и убедительны. Дмитраков слишком легкомысленно подошел к вопросу.

— Ладно, — сказал Топилин. — Антон сейчас в отъезде. Будет через десять дней… девять уже. Сам я, как ты понимаешь, это не решаю. Я ему сообщу.

— Другое дело. Мужской разговор, — улыбнулся во весь рот капитан. — Только ты объясни подоходчивей. Можно на меня, конечно, и стукнуть. Можно. И меня, конечно, отымеют по самые гланды… Но с другой стороны, ситуация щекотливая. И, если подумать, всем нам есть куда постучаться.

Тарасов посмотрел Топилину в глаза, как бы говоря: да, рискую, но есть и у меня козыри в рукаве. Топилин пожал плечами — не по адресу, мол, послание.

— А по-хорошему сказать, — вздохнул Тарасов, отворачиваясь. — Это так не делается. Направил бы ко мне человека, мы бы с глазу на глаз все с ним по-людски обсудили, поняли бы друг друга. А так… — он цыкнул зубом. — Мне не за хрен собачий нарываться совсем не улыбается… Ты объясни человеку.

— Объясню. Сколько?

Оглядев улицу и прилегающий тротуар, следователь вынул из кармана бумажный квадратик, на котором значилось: «100 000».

— Однако, — удивился Топилин капитанскому аппетиту.

— Ну, — развел тот руками и, спрятав листок в карман, открыл дверцу. — И человек твой не бедный.

Он проснулся и смотрел на дождь.

В сыром воздухе запах пыли окреп. Пыль повсюду. Никак от нее не спастись. Сто раз пожалел, что затеял. Всего-то две комнаты, но с приглянувшейся ему «шелковой» фактурой мастера провозились месяц. Наконец-то всё позади. Строительный мусор вывезен. Расставляй мебель и живи. Если бы не пыль. Пыль никак не хочет покинуть его обновленный уютный дом. Придется еще подождать. Не отдавать же под мерзкую пыль новенькие гарнитуры, гардины, люстры. Забьется в каждую щель, расползется по кухонным тарелкам.

Купил матрас в «Икее», постелил прямо на пол в спальне. Сойдет. Пока пыль на первом этаже осядет. Есть своя прелесть в такой бивуачной жизни.

Если встать и выглянуть направо, виден угол Литвиновского особняка. Южные Дачи, бывшее СХ «Дачник» — в последние годы лучшее место в Любореченске: до города десять минут, дорожки асфальтированы, зелень. Публика сплошь приличная, случайные люди здесь не строятся. А он ночует на полу, на матрасе из «Икеи».

Пахнет, кстати, так же, как в Анином стройварианте. Пыль она и есть пыль.

Нашел пачку «Парламента» на полу, пепельницу, достал сигарету, следом зажигалку, прикурил.

Обошлось без похмелья, но это его ничуть не радовало. Похмелье предопределило бы дальнейшее развитие утра: встать, умыться, отправиться в аптеку. Никогда не любивший эпилогов, Топилин отвергал опохмел, а с утренней местью алкоголя привык справляться посредством таблеток. Черство, зато без сюрпризов. От поселка три километра до первого светофора, направо, дальше пешком по узкой извилистой улочке под чересчур широким зонтом, цепляющимся за столбы и деревья. За магазином «Сто и одна покупка», напротив пивной «Пиво есть!», — аптека с декадентской вывеской «Просто аптека». Вернулся бы в машину в грязнущих ботинках, в заляпанных по колено брюках. Дома выпил бы порошочек и ждал — покуривая, разглядывая ворон, деловито ковыряющих клювами в поблекшей траве. Приобщаясь к ландшафту, страдая смиренно.

Схватка с похмельем заняла бы его по крайней мере на час. Целый час. Немало.

Да уж, с похмельем не задалось. Лежал, бодрый, слегка голодный, смотрел в витражные окна на дождь — на далекий край Любореченска. Мерцающие стежки сноровисто пришивали холщовое небо к бетонным крышам. Этот дождь ненадолго. Но скоро польются настоящие дожди — обложные, холодные.

Прислушивался к тому, как сознание медленно, но неотвратимо расправляет свои беспокойные крылышки.

Анна.

Что дальше?

Жениться на Анне.

Что бы из этого ни вышло.

Развестись с Анной, если не сложится.

Или стать счастливым.

Побыть счастливым, сколько бы это ни длилось.

Сел на матрасе, подогнув ноги по-турецки.

В ближайшем будущем предстоит заняться новой Аниной квартирой: Антон сообщил, что передаст ее вдове уже с ремонтом.

— Где хребет оставил, Саша? Где просрал хребет свой?

На дне бутылки золотилось мартини. Дотянулся, глотнул. Липко. Выдохлось. Привкус пыли, куда без него.