Произнося последние слова, он понизил голос и с опаской посмотрел вверх.

— Потом я работал в земельном отделе, оттуда меня выдвинули на руководящую должность — заведующим райтопом… и так все время на руководящих постах.

Белый силуэт большой собаки всплыл неподалеку; собака повернула голову, посмотрела на нас и вяло поплелась в сторону. По расплывчатым очертаниям я угадал, что это очень породистый пес. Кажется, ньюфаундленд. Что означает его появление здесь?

Я вопросительно посмотрел на собеседника, но тот проводил пса равнодушным взглядом и продолжал:

— У меня была богатая событиями жизнь: на скольких совещаниях я присутствовал! На заседаниях бюро, на партийно-хозяйственных активах… на сессиях райсовета. Так что я могу быть доволен.

Он, действительно, имел вид довольный… как человек, исполнивший свой долг.

— А как вас сподобило сюда? — поинтересовался я. — Вы же дорогу переходили всегда на зеленый свет, так я полагаю.

— Да, я жил, как по тонкой жердочке через ручей шел осторожно, осмотрительно. Я был удачлив в жизни и умер благополучно, ненасильственно. В родном, знаете ли, доме, под рыдания близких…

Я забываю упоминать, что где б ни находился, оказавшись тут, в новом пространстве, поблизости появлялись и исчезали неясные фигуры этакого эфирного свойства; иногда я слышал даже обрывки фраз, произносимых ими, или даже смех. И еще все время у меня было такое чувство, будто я открыт со всех сторон беглым или внимательным взорам. Однажды услышал даже знакомый голос, заставивший меня оглянуться: кто-то совсем близко проследовал мимо, говоря с неповторимо печальным выражением:

— Мне одиноко… поговорите со мной.

Это был тот самый голос, слышанный мною в телефонной трубке в моей земной жизни. Он опять упомянул — не для меня, а кому-то — о вселенском ветре, который носит его, и о том, что нескоро ему быть в Милете. Я решил, что обязательно потолкую с ним, но он исчез.

Две женские фигуры плыли или шагали в некотором отдалении от нас. Они заинтересованно оглядывались в нашу сторону: мы, беседуя, не стояли, а словно бы посиживали в «креслах» над музыкальной школой, которую у нас в Новой Корчеве зовут музыкально-фекальной из-за сильнейшего запаха от вечно неисправного канализационного колодца тут, в низинке. Теперь-то зловоние это не ощущалось, мы были для него недоступны.

А эти женщины остановились над магазином, который любовно зовут «лягушатником», поскольку он в низинке. Собака, недавно всплывшая, кинулась к ним со сдавленным лаем. Одна из фигур отшатнулась испуганно, а другая приласкала собаку: наверно, знакомая.

«Ужасна весть: душа нетленна / Исторглась из-под ребер пса, / Любимого ньюфаундленда, / И с лаем устремилась в небеса…»

— Гуляют, — заметил я, чтоб поддержать разговор с моим собеседником…

— Пребывают, — поправил он меня. — Нам всем определена программа пребывания.

— Что за программа?

— Узнаете, — загадочно отозвался он. — Хотя, собственно секрета нет: третий день… девятый… сороковины… если по-земному. Тут другой отсчет, тут времени нет. Но для понятности будем считать привычно на дни и недели. Я вот уже седьмой день тут.

Голос его понизился до шепота, стал таинственным:

— После сорокового дня сюда уж не возвращаются — это срок окончательного приговора, день прощания. Кстати, сегодня кого-то из наших будем провожать.

Он почтительно возвел очи ввысь.

Я, пожалуй, только теперь заметил, что там, в невообразимой вышине, среди звезд, переливавшихся всеми цветами радуги подобно капелькам росы, затмевая их, сиял тоже сам по себе иной свет, такой же, что и вокруг нас, но гораздо более яркий и взволнованный… Да, именно взволнованный! Я не могу найти более точного определения, потому и употребил это слово. В том свете растворено было некое духовное напряжение, оно все это время нисходило на нас сверху, мы чувствовали его, хотя и не сознавали источника.

— Вы верующий? — осведомился у меня человек с батожком.

Верующий ли я? Это я и сам хотел бы узнать.

— Ясно, — отозвался он, видя мое затруднение.

— А вы? — спросил я в свою очередь.

— Я матерьялист, — отвечал он с большим достоинством. — То есть верю только фактам. Если явится сейчас перед нами Христос — как я могу не поверить в его существование? Поверю! Хотя бы и Бог-отец — то же самое. А если, знаете ли, одни разговоры… что будто бы где-то кто-то есть…