— Я думаю, вы догадываетесь, о чем пойдет речь, госпожа Рудик? — спросила Альбина, подойдя к своему письменному столу.

Мила прочистила горло, будто собиралась ответить, но промолчала.

— Я так и думала, — кивнула Альбина.

Она села за стол.

— Ваш троюродный дедушка, госпожа Рудик, госпитализирован с диагнозом «тяжелое обезвоживание организма». Я не в курсе, знаете ли вы, что сие означает, но абсолютно уверена: вам известно, что послужило тому причиной. К слову, хочу заметить, что ему еще крупно повезло, — ледяным тоном произнесла Альбина. — Все могло закончиться гораздо хуже. Заклинание, которое вы использовали, никогда не применяют на людях — это запрещено. Я, безусловно, отдаю должное вашей фантазии. ТАКОЕ еще никому не приходило в голову. Но, надеюсь, вы не рассчитываете, что я вас за это похвалю.

Мила не сразу, но догадалась, что Альбина решила, будто это она, а не Белка использовала заклинание. Для Милы, собственно говоря, не было никакой разницы. Ведь это именно она потащила Белку к своей бабушке и вообще заварила всю эту кашу — ей и расхлебывать. Но Белка, наверное, придерживалась другого мнения, потому что Мила заметила, как ее подруга пытается что-то сказать.

— Но, профессор, я… — взволнованным голоском пропищала Белка.

— Подождите, госпожа Векша, я еще не закончила, — остановила ее Альбина и снова устремила свой холодный взгляд на Милу. — В прошлом году многие ваши поступки, госпожа Рудик, оставили без выговора, потому что к вам проявили необычайное понимание.

— Профессор, это я… — снова подала голос Белка.

— Однако, — громко произнесла Альбина, строго глянув на Белку, так что та запнулась недоговорив, — это еще не говорит о том, что можно и дальше вести себя подобным образом и нарушать общие для всех правила.

— Про…

— Я не хочу слышать никаких оправданий, госпожа Векша, — в два раза громче, но при этом с абсолютно невозмутимым лицом заявила Альбина. — Тем более, на мой взгляд, вам лучше вести себя тише воды ниже травы, поскольку мне прекрасно известно, что все это произошло не без вашего участия.

Белка от испуга застыла с открытым ртом и беспомощно подняла брови домиком.

— Я объявляю выговор вам обеим, — безжалостно заключила Альбина. — Это значит, что ваша мать, госпожа Векша, и ваш опекун, госпожа Рудик, будут поставлены в известность о вашем поведении. И как декан Львиного зева я непременно посоветую им пересмотреть методы их воспитания…

— Это конец, — пробормотала Белка, когда они, еле волоча ноги, поднимались по лестнице в спальню — о столовой с ее изумительными запахами они сейчас даже не вспомнили. Белка подняла глаза на Милу: — Извини, что так получилось. Я пыталась ей сказать, что это не ты, а я довела твоего троюродного дедушку до этого… обезвоживания.

Мила усмехнулась.

— Да ладно! Ни до чего ты его не довела. Это он еще легко отделался. А остальное… Даже не забивай себе голову. Я виновата, что потащила тебя туда.

Белка вздохнула.

— Все равно обеих наказали. — Она снова вздохнула. — Мама расстроится.

Мила посмотрела себе под ноги, и у нее тоже вырвался тяжелый вздох.

— И Акулина.

От этой мысли Миле окончательно расхотелось есть. Они с Белкой даже не вспомнили о том, что завтра Распределение Наследников.

Уже на пороге спальни Мила остановилась и невольно улыбнулась Белке.

— А ты слышала, что сказала Альбина? Она отдает должное твоей фантазии — такое еще никому не приходило в голову.

Осознав весь смысл сказанных Милой слов, Белка шагнула в спальню — ее так и распирало от гордости.

Первое, о чем вспомнила Мила, проснувшись в день Распределения Наследников, — ее вчерашнее видение и странные символы. Мила быстро вскочила с кровати — ее соседки еще спали — переоделась и, стараясь не шуметь, поспешила в читальный зал.

— А вот и первая ласточка, — услышала Мила противный тягучий голос, не успев переступить порог.

Шипун — надзиратель читального зала, вредная и невыносимо ворчливая голова гекатонхейра, смотрел на Милу желтыми глазами-жуками с большим подозрением и кривил рот:

— Ишь ты какая! Учиться, значит, пришла, да? Так я и поверил…

Мила вздохнула, закатила глаза и, стараясь не обращать внимания на Шипуна, подошла к ближайшему столу, на котором имелись пергамент и чернила.

— Поверю я, как же! Учебный год-то еще не начался! Что это ты тут забыла? Подозрительно… Очень подозрительно…

Мила обмакнула перо в чернила и, сосредоточившись, закрыла глаза. Она не знала, откуда у нее уверенность в том, что она вспомнит увиденные вчера на стекле витрины символы. Но уверенность эта тем не менее была. Мила и сама толком не понимала своих видений: откуда они берутся, что означают и как действуют. У нее было такое ощущение, что они появляются как бы сами по себе.

Открыв глаза, Мила склонилась над пергаментом и принялась изображать символы один за другим. Строка, еще строка, еще… Все.