Даже Мэгги была ясна разница между решением по здравому смыслу и влечением на «химическом» уровне. Она скосила глаза на мужчину, дремлющего рядом с ней. О да, она вполне понимает, что значит «химическое» влечение, снова устремляя взгляд на дорогу. Только идиот станет класть в один сосуд два химических вещества, соединение которых может дать взрывоопасную смесь.

Впрочем, смешивать вещества, которые не реагируют друг с другом, нет никакого смысла.

— Что сегодня на ужин? — спросил Ангус, отвлекая ее от размышлений.

— Я думала, вы спите.

— Но я не сплю, разве не ясно?

Мэгги с трудом удержалась от улыбки.

— Я еще не решила, что приготовить. А что бы вы хотели?

Не дождавшись ответа, она бросила на него короткий вопросительный взгляд.

— За все эти годы вы ни разу не спрашивали, чего я хочу, — помолчав, сказал он, странно глядя на нее.

Снова сосредоточив внимание на дороге, Мэгги подняла руку и поправила выбившуюся из-под вязаной шапочки прядь волос.

— Разве?

— Ни разу. Никогда.

Мэгги неожиданно для себя почувствовала неловкость.

— Ну, наверное… — начала она, но так и не нашлась, чем закончить фразу.

— А у нас есть спагетти? — с детской надеждой в голосе спросил он.

— Спагетти? Не знаю. Кажется, есть.

— Сможете их приготовить? С чесночным хлебом?

— Но тогда нам придется сделать крюк, чтобы заехать в булочную.

— Отлично. Ради спагетти с чесночным хлебом я готов еще помучиться на этом сиденье. — Мэгги вздрогнула от неожиданности, когда он легко коснулся ее руки на рулевом колесе. — Простите, что был таким занудой в последние недели. Вы просто ангел, что вытерпели все это. Вот подождите, скоро снимут гипс, тогда увидите…

Он снова скрестил на груди руки и закрыл глаза, оставив Мэгги в полном недоумении. В его словах насчет того, что она ангел, не было слышно и намека на привычный сарказм. И что означала его последняя фраза? Что она увидит?

Следует ей радоваться, или тревожиться?

Поппи, начиная с июля, безрезультатно упрашивал его покрасить вестибюль. Приехала Гвин — и вот вам результат: не прошло и недели, как он взял в руки кисть.

Не все в жизни идет по плану, это Алек уже начал понимать. Иногда импульсивные решения правильны, иногда — нет. Взять хотя бы его бегство в Бостон. Оно было вовсе не запланировано. Он уехал стремительно — прямо скажем, сбежал — только для того, чтобы развернуться и приехать обратно. Что было правильным шагом? Отъезд или возвращение?

У него разболелась голова. Не с похмелья, нет, — дурацкую идею напиться до беспамятства он отбросил, вернувшись вчера с прогулки в свой номер. Значит, от краски. Хоть на ней и написано, что она не токсична, но его организм, видимо, считает по-другому. А сейчас слишком холодно, чтобы открыть окна.

Итак, Гвин изменила свое мнение о том, чего она хочет от их отношений. Это облегчает его положение. По крайней мере, должно было облегчить, но Алека не оставляло смутное ощущение, что все не так просто и не стоит полностью верить в возвращение Гвин к общепринятым моральным нормам.

Если не считать краткого обсуждения планов малярных работ, они почти не разговаривали, что только укрепляло подозрения Алека насчет того, о чем на самом деле думает Гвин. Та намеренно держалась от него на расстоянии и никогда еще не была так молчалива. Было ясно, что она не знает, как вести себя с ним, что говорить и что делать. И он хорошо понимал ее состояние, потому что сам чувствовал то же самое.

Короче говоря, их отношения стали еще более запутанными. Алек искренне не мог понять странных желаний Гвин. Да, они наверняка испытают удовольствие, но всего лишь на час. А что потом? У подобных отношений нет будущего, и они оба это знают. У Гвин свои цели в жизни. Как бы он к ним ни относился, это ее цели и ее, как она сама заявила неделю назад, жизнь.

И он не собирается мешать ей жить так, как она хочет. А это означало — жить без него. Он готов сделать все, что в его силах, чтобы обеспечить ее счастье. Или почти все. Как старший и более мудрый (он надеялся на это) из них двоих, он должен был остановить ее еще до того, как она обвила руками его шею. И не должен был позволять ей касаться его губ. А теперь не должен…

Что? Позволять своему воображению рисовать то, чего не могло быть?

Старинные часы пробили пять, когда Алек заметил, что Гвин крутит головой и пытается размять шею испачканной в краске рукой. Она красила нижнюю часть стены, верхнюю Алек взял на себя. Он спустился со стремянки, держа в одной руке почти пустое ведро для краски, а в другой — валик. Да, Алек отлично понимал, сколь опасным может быть прикосновение, но видеть, как Гвин страдает, было выше его сил. Поставив ведро на пол и положив валик, он подошел к ней.

Как только его руки опустились ей на плечи, она вздрогнула.

— Что ты делаешь?

Ее выгоревшая рубашка была пропитана запахом ее мыла и ее тела. Опаснейшее сочетание.

— Боже, что с твоими мышцами? Ты что, накрахмалила их?

Он начал разминать ее затекшие плечи и тут же понял, что не чувствует бретелек лифчика. Реакция его тела была мгновенной. О черт!

Гвин повернула к нему лицо, забрызганное белой краской. По крайней мере, она догадалась надеть кепку, чтобы прикрыть волосы — точнее, то, что от них оставила парикмахерша. Алек, не прекращая массаж, повернул ее голову обратно и наклонил вниз.