Она молча кивнула и засунула листочки в тетрадь.

Алек никак не мог понять, почему у столь общительных родителей такая болезненно застенчивая дочь. При отличных успехах в учебе и миловидной наружности она должна была бы излучать уверенность.

— Можно я останусь в классе и почитаю? — спросила Ванесса, доставая из сумки свой завтрак.

По правилам учащимся не разрешалось есть в классе, за исключением тех случаев, когда устраивалась вечеринка. Но Алек понимал, что отправить девочку в столовую с опозданием значит повергнуть ее в еще большее смущение. К тому же он уже давно понял, что большинство правил содержат мало смысла.

— Конечно, оставайся.

Ванесса вспыхнула благодарной улыбкой и села на заднюю парту у окна.

Раздался короткий стук в дверь, и в класс ввалился Майкл Кин. Прежде чем вразвалку подойти и сесть за первую парту, он широко улыбнулся Ванессе.

— Я принес сочинение, мистер Уэйнрайт. Вы здорово сделали, что взяли эту мисс Робертс.

Майкл участвовал в постановке пьесы и репетировал роль Орландо.

— Спасибо за поддержку, Майкл. Как я понял, тебе понравился ее урок?

Он заметил, что Ванесса подняла голову, явно проявляя интерес к разговору.

— Еще бы. Она знает все эти актерские приемы. И делает все вместе с нами. Не боится показаться смешной.

Алек коротко рассмеялся.

— Да, это верно. Она никогда не боялась выступать перед другими.

— Так, значит, вы ее знаете?

Тридцатилетние мужчины не краснеют, сурово напомнил себе Алек.

— Мы дружим с детства, — сказал он.

— Вот это да! А пьесу тоже она будет ставить?

— Да. Очень вовремя, правда?

— Я не это имел в виду, мистер Уэйнрайт.

— Все в порядке, Майкл, правда. Мне самому все это надоело до смерти.

Долговязый подросток с нервным смешком встал из-за парты.

— Ладно, пойду обедать. — Потом вдруг повернулся к Ванессе: — Тебе тоже стоит прийти на уроки к мисс Робертс. Ты же занимаешься реквизитом. Может, тебе захочется и самой сыграть что-нибудь. Это здорово, знаешь?

Девочка слегка нахмурила лоб, словно всерьез обдумывая его предложение.

— Думаешь… думаешь, это поможет? — Она смущенно замолчала. — Я хочу сказать, поможет не бояться выступать перед другими?

Майкл рассмеялся.

— Послушай, мы все сначала смущались. Некоторые очень даже сильно нервничали. Но к концу урока все так хохотали, что старушенция, — он метнул быстрый извиняющийся взгляд на Алека, — то есть миссис Ларсон, зашла в класс и сказала, что мы слишком расшумелись.

Алек спрятал улыбку. Если бы мальчишка знал, как учителя называют между собой суровую миссис Ларсон, заместителя директора.

— Может быть, я приду, — сказала Ванесса. — Мне не очень нравятся уроки домоводства.

После того как Майкл ушел, а Ванесса снова взялась за книгу, Алек обнаружил, что вместо того, чтобы проверять тетради, он сидит и смотрит в пространство, постукивая о стол ластиком на конце карандаша. Гвин пробыла в школе всего полдня и уже сотворила чудо. А что в этом удивительного? Гвин постоянно пыталась изменить все, с чем сталкивалась в жизни. И как ни странно, в девяносто девяти процентах случаев эти изменения были к лучшему.

Гвин стояла посреди сцены в пустом гулком зале. За закрытыми дверями слышался приглушенный шум детских голосов, смех, затем раздалось пронзительное дребезжание звонка на урок. Наступила тишина, нарушаемая лишь гудением ламп под потолком.

Может быть, у нее действительно все получится. Она не только с большим успехом провела урок драмы, но и два урока английского оказались не такими уж сложными. Сейчас у нее два свободных часа, а потом еще два урока английского.

С утра она была настолько занята, что у нее не нашлось времени вспоминать об Алеке. До этого момента. Но она не может позволить себе сейчас думать об Алеке, или о том, что происходит между ними, или о Мэгги, Поппи и гостинице. А также о собственной глупости. Она должна думать о работе. О той, которую она намерена сделать настолько хорошо, насколько у нее хватит способностей.

У нее вырвался невольный вздох. Она так и не осмелилась сказать Алеку, что еще ни разу не руководила постановкой пьесы, за исключением нескольких сцен во время учебы в колледже. И вот теперь она — режиссер школьного спектакля, который предстоит сыграть на той самой сцене, где она сама сыграла столько ролей. Последнюю из них шесть лет назад. Шесть лет и целую вечность.

Гвин сделала круг, мысленно намечая компоновку сцен. Под каучуковыми подошвами ее замшевых сапог слегка поскрипывал деревянный настил. Ей нравилось играть Розалинду, эту юную дворянку, которая переоделась юношей, чтобы заставить того, кого она любит, влюбиться в нее. Слова шекспировской комедии ошибок до сих пор роились у нее в голове.