Гвин пожала плечами.

— По-разному. Идешь в студию, обычно это помещение, в котором окна не мыли со времен Первой мировой войны, отдаешь скучающему типу свое резюме и фото, кто-то сует тебе в руки текст, и ты читаешь то, что тебе велено, так, как будто два года учил эту роль. Тебе говорят «спасибо», и ты уходишь. Иногда назначают точное время прослушивания, но чаще приходится до бесконечности ждать в коридоре, пока не выкрикнут твою фамилию. Хуже всего пробы на сцене, когда все, кто оценивает тебя — продюсер, режиссер, кто угодно, — сидят в темном зале. Только голоса. Никаких лиц. — Она прикрепила к ветке голубя из папье-маше. — Если повезет, позовут обратно, чтобы ты прочитал текст снова.

— А тебя когда-нибудь звали обратно?

Гвин покачала головой.

— Еще ни разу. — Она усмехнулась. — Ближе всего к этому я была тогда, когда один из голосов из темноты попросил меня выйти на авансцену и медленно повернуться. Я бы не удивилась, если бы он попросил меня раздеться.

— И ты бы разделась?

— Спустись на землю, Алек. Ты видел мое тело. Неужели ты стал бы платить сотню баксов, чтобы посмотреть на такую грудь?

— Мне не нужно это делать, — небрежно сказал он, спускаясь с лестницы. — Я могу посмотреть бесплатно.

— Циник.

— И прямо сейчас.

Он повернул ее лицом к себе и начал расстегивать пуговицы ее рубашки.

— Неужели мою грудь можно считать нормальной?

Алек не мог точно сказать, умиляет его или раздражает такая озабоченность Гвин своей фигурой.

— Ты помнишь, когда мы были детьми, Мэгги делала такие вкусные шоколадные штучки… Как они назывались?

Гвин наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

— Ты о трюфелях?

— Да, о них. И мы всегда сокрушались, что они такие маленькие. Как-то Мэгги позволила нам съесть столько, сколько захотим, и нам обоим стало плохо.

— И к чему ты это говоришь?

Он закончил расстегивать пуговицы и провел ладонями вдоль сосков.

— То, что в малом количестве — совершенство, в большом может просто убить.

— Ты всегда мне нравился, Уэйнрайт, — расплылась в улыбке Гвин.

— Готова доказать это?

— Прямо сейчас? Возле елки? На глазах у собак?

— Подожди.

Он сорвал короткий поцелуй, потом подошел к выключателю и погасил свет. На несколько секунд комнату окутала темнота, подсвеченная лишь мерцанием снега за окном. Потом Алек включил электрическую гирлянду. На елке вспыхнули сотни огоньков, таинственным светом замерцали игрушки. От легкого сквозняка затрепетала блестящая мишура, которую они с такой тщательностью развешали по веткам.

— Какая она красивая, — прошептала Гвин, когда Алек снова подошел к ней.

— Ты тоже, — прошептал он в ответ, поворачивая ее к себе и снимая рубашку с ее плеч.

Она задрожала, и чувствительные соски мгновенно напряглись.

— Ты, кажется, снова замерзаешь, — сказал Алек, обнимая ее.

— Еще бы, если ты все время раздеваешь меня посреди зимы. — Она стащила с него свитер и прижалась руками к твердой мужской груди. — Так ты собираешься согреть меня? Снова?

— А как же, согласно предписанию врача, — ответил он и осторожно уложил ее на пол.

Сказка, воплотившаяся в жизнь, продлилась меньше суток. Затем суровая реальность снова заняла свое законное место. К двум часам дня снегоуборочные машины расчистили дороги, вскоре после этого прикатили близнецы, еще через час — Мэгги и несколько притихший Ангус. Видимо, угроза провести еще одну ночь на больничной койке и еще один день питаться больничной едой возымела действие, и он пообещал, что не будет пытаться ходить без тренажера или палки, пока врач не скажет ему, что его нога достаточно окрепла.

Наблюдая за Мэгги и Поппи, Гвин отметила, что в их отношениях появилось нечто новое. Она несколько раз ловила взгляд, которым дед смотрел на экономку, будто увидел ее впервые. Реакция Мэгги на внимание Ангуса тоже была примечательной: она начинала болтать без умолку, тут же забывая о чем говорит, или краснела, или вдруг вспоминала, что у нее есть дела в другой комнате. Гвин находила это забавным; наблюдение за расцветающим на ее глазах романом помогало ей не думать о том, что происходит между ней и Алеком.

Отчасти.

Сутки. Двадцать четыре часа. Вот и все, что ей было отпущено. Теперь дом снова полон народу, возможности остаться с Алеком наедине уже не было. Раньше Гвин об этом как-то не думала. Не может же он открыто провести ночь в ее комнате? Поппи этого не поймет, да и Мэгги тоже — даже если допустить, что она «все знает».

Будь Алек сейчас рядом, ей было бы проще. Он бы что-нибудь придумал. Но его не было. Они с Грегом поехали вытаскивать «блейзер» Алека, застрявший вчера у озера.