В окне — несколько голых веток, да серое, переходящее в едва различимую голубизну — небо. Что там? Осень, весна? Так странно не знать этого…

Мужчина и женщина вошли вместе. И почему-то держались за руки, как будто боялись отпустить друг друга. Подошли ближе, сели рядом. Первым заговорил мужчина:

— Дима, ты помнишь меня?

Митяй качнул головой. Что означало — нет.

— Я твой папа, отец. Антон Молотов. Ну, вспоминай…

Да, где-то он слышал это имя… Когда? Как скинуть пелену… Эту плотную, без просвета, грубую ткань на его сознании. Она отняла всё близкое. И сейчас не пускает, не позволяет.…

Женщина низко склонилась. И он вспомнил этот запах духов. И опять закрыл глаза: карусель, холодная и скользкая грива смешной лошадки в яблоках. Восторг и тошнота одновременно. Тёплые руки снимают его и ставят на землю, он утыкается головой в яркий подол, и — эти духи…

Митяй посмотрел на неё:

— Мама…

Слёзы текли дорожками, она их не вытирала, а слизывала языком. И как будто боясь пошевелиться, замерла. У неё за спиной раздался голос:

— Больше нельзя. На сегодня хватит.

И он опять провалился в сон. И здесь всё сошлось. Всплыло в памяти главное — Тимур. Его брат. Его принесла мама Катя. Почему-то он так и звал её — «мама Катя». Он помнит, что Тимур был — в косынке. Обещали брата, а принесли девчонку? Зачем она нужна? С кем он будет играть?

Но сверток развернули, ручки и ножки у смешного маленького человечка поджаты и скрещены, а струйка нацелена вверх. И все хохочут, и обнимают друг друга.

Тимуру три года. Первый раз Диме разрешили взять его с собой в булочную. Они идут, крепко держатся за руки. Братья. О светофорах он знает всё. На красный — обязательно стоять. Машины идут чередой. И вдруг Тимур вырывает руку, бежит в просвет между ними.

Они оба лежат на асфальте. Саднят колени и локти, больно. Тимур возится под ним, но молчит, не ревёт. Отец обхватил их руками — вместе. Откуда взялся?

А потом — белая скатерть на столе и фиолетовые бокалы, у которых имя похоже на собственный звон — «богеммм…». Его тянут за уши, они уже слегка распухли. Мама Катя прикладывает к ним свои прохладные ладони и, шутя, бьёт кого-то по рукам. А вечером — на покрывале — куча подарков, и он засыпает в обнимку с ушастым плюшевым слоном.

Гроза. Сначала — молния, и только вслед — глухое ворчание грома. Мокрый асфальт, пустая дорога. И мальчик пригнулся к рулю велосипеда. Куда он, в такой дождь?

Сосна падала медленно. Сначала она надломилась, почти посередине. Молния срезала её наискосок, рвались мышцы дерева, тяжёлая крона тянула вниз. Она рухнула в тот момент, когда маленький велосипедист сворачивал на грунтовую просёлочную дорогу…

Проснулся резко. И первый раз — сел.

Луна стояла ровно посередине форточки. Как будто неумелый художник нарисовал чёрный квадрат неба и ровный круг луны. Разве это красиво? Слишком просто.

Он пытался разложить всё по полочкам. Двойная жизнь? Параллельные пространства? Пересечения вариантов? Время, которое расходилось веером?

На утреннем обходе он попросил медсестру дать ему зеркало. Она удивлённо посмотрела, но просьбу выполнила. Достала из кармана пудреницу, а сама вышла из палаты. Персонал здесь — на высшем уровне.

Митяй внимательно вглядывался в отражение. Ему казалось, что на бледном после болезни лице ещё больше выделялось багровое пятно.

Но где судьба его раздвоилась? И когда пошла по таким разным путям, заставляя поверить в невозможное? Хотя… Может быть, действительно — последствия травмы? И та, вторая жизнь, привиделась? Но ведь где-то пребывала его душа, пока бессознательное тело лежало здесь?

Выписывали его солнечным сентябрьским днем. Больница в самом центре города, напротив — аллея клёнов. Лучшее дерево осени. Резные листья будто хлопали в ладоши, а ветер тащил и кидал под ноги уже упавшие, омытые ночным дождем, и глянцевые.

Этот дом он не помнил. Память восстанавливалась, но эпизодами, отрывочно, как будто кто-то склеил вразнобой кусками порезанную ленту фильма.

Отец рассказал, что в тот вечер, когда погиб Тимур, кто-то из друзей позвонил Митяю в спортивный лагерь, опередив родителей. Он занимался в тренажерном зале. Весть ударила так, что на миг — отключился, потерял сознание и упал затылком на стальные диски.

Почти два месяца родители ждали, когда он придёт в себя.…

В своей комнате Митяй ориентировался без труда, сразу нашёл боксерские перчатки, натянул на руки и ощутил привычную тяжесть. Подошел к компьютеру, но отец позвал обедать, и он спустился на первый этаж.

Потом они сидели в гостиной, отец достал фотоальбомы в кожаных переплетах. Они смотрели их, один за другим. Путешествия, море. Вот Митяй — на пьедестале почёта, на верхней ступеньке, с поднятой рукой в перчатке, а рядом — снизу вверх смотрит на него сияющий Тимур.