Шрифт:
– Ты что? – вскрикнула Аэ. Губы её задрожали, из громадных глаз выкатились первые слезы. – Почему?!
– Не хочу, – глухо пробурчал Твердислав, пятясь задом. – Не хочу… и не могу. Другая у меня есть, понятно?
– Как это мило, – розовые губки жалко и неловко скривились в неудачной попытке усмехнуться поглумливее, – встретить в наши дни такую потрясающе неколебимую верность! Чёрт возьми, теперь тебя следует соблазнить хотя бы из принципа!
Но облик её плохо вязался с надменными насмешками. Дрожь губ, набухающие слезами глаза, судорожно сцепленные пальцы, побелевшие костяшки… Подалась вперёд, непохоже, чтобы врала… Или всё это тоже игра? Тонкая и коварная – от мастеров создавать такие мороки можно ждать всего.
– Как же вас испортили! – вскрикнула Аэ; лицо ее исказилось от боли. – Испортили, испортили, так что вы теперь ни во что не верите, ни во что не можете верить, ни во что не умеете верить! Ничего не хотите, ничему не радуетесь, слепцы! Ах, да что я с тобой говорю!
Она взмахнула рукой и тут же коротко пнула беднягу Кхарга в бок.
– Вставай, лежебока!..
– А пожрать так и не дала… – огрызнулся огр, однако ослушаться не посмел.
Твердислав провожал их взглядом, пока странная пара не скрылась в темноте.
* * *
– Но что, если он не вернётся до начала заседания Совета?
Конрад вновь сидел на самом краешке кресла в кабинете его высокопревосходительства верховного координатора. На столе Исайи валялась небрежно скомканная сводка. Что в ней, Конрад знал – двое парней, прошедших кланы, погибли, участвуя в отражении попытки прорыва Умников к трассе монора, связывавшей центр со Звёздным Портом; ещё один покончил с собой, приняв смертельную дозу галлюциногенов; одна из только что прибывших девушек, едва столкнувшись с тем, что магия не действует, и оказавшись в непосредственной близости от Сенсорики, вдруг завопила «Сила! Сила!» и слепо бросилась вперёд; её расстреляли огнём в спину.
Разумеется, все эти чёрные вести немедленно становились известны и вождям оппозиции. Было, правда, и другое – из новичков пятеро мужественно восприняли бездействие своего чародейства и отважно сражались, отбивая приступы Умников. Многие девушки из кланов стали пользовать раненых, и толку от их мазей с примочками зачастую оказывалось больше, чем от экспресс-аптечек.
Но неудачи всё равно пока перевешивали. И недоброжелатели не преминут этим воспользоваться. Положа руку на сердце, Конрад не видел иного выхода, кроме военного переворота. Только так ещё можно было сохранить хоть какую-то надежду сдерживать натиск Умников и в дальнейшем. Конрад пережил не одного главнокомандующего, не одного начальника боевого участка и ротного командира, и знал – только верховный координатор Исайя Гинзбург мог свести воедино разрозненные части, превратить рыхлую толпу стариков в организованную и крепкую армию ветеранов, раз за разом бьющую зелёный молодняк. Не станет его – и те же люди, при том же оружии и тех же командирах, не выдержат первого серьёзного штурма. Почему, отчего – Конрад не задумывался. Он был тактиком, не стратегом. Стратегия оставалась уделом Исайи, и Конрад твёрдо верил в него.
Может, именно поэтому он и продержался в доверенных лицах его высокопревосходительства так долго. Конрад не был соперником. Никогда. Он мог командовать отделением, взводом, даже ротой – или боевым участком, как сейчас, – но не думал ни о чём большем.
– Твердислав вернётся, Конрад. – Исайя сидел, не поднимая глаз от какой-то странного вида маленькой книжечки в зелёной клеёнчатой обложке. – Он не может не вернуться. Слишком сильна Вера. Он не согнулся и не сломался, как остальные. Он борется. Пытается оживить магию. Пошёл к Умникам – стремясь узнать про них всё сам. И нам следует ждать его возвращения. На случай же возмущения в Совете… Мне кажется, я смогу убедить колеблющихся. Не стоит прибегать к крайним мерам – мой принцип: не совершать необратимых поступков; а то, что вы предлагаете, Конрад, как раз из их числа. Мы сделали всё от нас зависящее – так давайте же теперь перестанем волноваться и переживать. – Он устало улыбнулся. Прикрыл глаза ладонями и вдруг стал цитировать – вроде бы «Откровение Андрея Богослова», но со странно изменёнными словами:
«И услышал я голос с неба, говорящий мне, напиши: отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе. Ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их вслед идут за ними».
Конрад гордился своим знанием древних верований. «Откровение Андрея Богослова» – самая известная среди крестианских священных писаний, но слова, слова… Какая-то малоизвестная редакция? Забытая секта? Крестиане яростно доказывали, что пророк их, казнённый прибиванием к кресту, не умер, а воскрес – однако, похоже, сами были не слишком в этом уверены, и даже самые священные из их книг – Евангелия – расходились в этом вопросе, не приводя ни одного прямого доказательства или хотя бы «свидетельства очевидца»…
И к чему координатор вспомнил эти полузабытые сказки?
– Возвращайтесь на своё место, Конрад. – Исайя энергично потер глаза. – Возвращайтесь. Я очень надеюсь, что в ближайшие два-три дня Умники активизируются… ну хотя бы на участке Сергея Иванова. По моим данным, они усиленно стягивали туда тяжёлое оружие.
– Вот когда штурм был бы кстати! – проскрипел Конрад.
– Правильно. Но – да минет нас чаша сия! Хорошо бы не штурм, а так, небольшая стычка. Иванов ни за что не покинет свой участок, если только на нём не спокойно, как в могиле.
– Разрешите идти? – Его высокопревосходительство упрям, как всегда. А если Умники не станут штурмовать? А если даже и станут – в Совете найдётся немало смутьянов и помимо неукротимого великана.
– Разрешаю, Конрад. И смотрите, чтобы всё было тихо у вас самих!
* * *
Рассвета Твердислав ждать не стал. Слишком жутко сделалось. Так страшно, как, наверное, не было даже в подземельях Острова Магов. Милые, славные, смешные обитатели древесного городка, так похожего на нарядную детскую игрушку, закончили ночь битвы тем, что при свете факелов тщательно собрали все тела крылатых – и раненых, и умирающих, и уже умерших. А собрав, устроили пиршество.