Он вытаскивает левую руку из-за спины и протягивает мне самый огромный букет цветов, какой я когда-либо видела. Десятки алых и кремовых роз, обрамленных нежными складками розовой бумаги, папоротник и какие-то крошечные белые цветочки… Букет перевязан шелковыми ленточками и украшен бантиками.

Не какая-нибудь дешевка.

Такой букет Джейк мог бы подарить Миландре.

— Олли… — У меня перехватывает дыхание, и я прижимаю букет к груди. — Потрясающе… Не нужно было… Ты и так много сделал.

Я зарываюсь лицом в нежнейшие лепестки и вдыхаю сладкий аромат.

— Я купил цветы, потому что сам захотел, — отвечает Олли.

— Ты такой добрый…

— К чертовой матери, — говорит он, касается моего раскрасневшегося лица и отводит волосы со щек. — Кэти, я…

— Эй! — пронзительно вопит снаружи Фрэнки и барабанит в дверь. — Впусти меня!

Мы с Олли отскакиваем друг от друга. Саша прыгает и лает всякий раз, когда раздается стук.

— Открывайте, вредины! — требует Фрэнки, прижимаясь губами к щели для писем. — Я вас вижу! Ну открывайте, я выпивку принес.

— В таком случае заходи. — Олли отпирает, и Фрэнки вваливается в коридор, держа в руках огромный пакет.

— Поздравляю, поздравляю! — вопит он, крутясь волчком. Сегодня на нем узкий зеленый комбинезон, огромные меховые сапоги и длинный вязаный шарф. — Я получил твое сообщение, детка.

Он набрасывает шарф мне на шею и целует в щеку.

— Потрясающие новости!

— Отпусти Фрэнки и надевай лучший прикид, — требует Олли, шагая наверх. — Это нужно отпраздновать. Я заказал столик в «Антонио». Ты разве не получила мое сообщение?

— О, какая прелесть, — говорит Фрэнки, радостно хлопая в ладоши. — Обожаю «Антонио»; официанты там такие, что умереть можно.

Олли останавливается на полпути.

— Не обижайся, Фрэнки, но тебя я не приглашаю.

— Да брось, не оставляй меня одного.

— Фрэнки, — предостерегающим тоном повторяет Олли, — я сказал.

— Прекрасно! Вот зараза. — Фрэнки ерошит волосы, которые сегодня выкрашены в ярко-лиловый цвет. — Не хочешь пометать дротики в Джеймса, Кэти?

Я отказываюсь, и мы идем в гостиную смотреть телевизор. Пока Олли моется, а я прихлебываю шампанское, Фрэнки переключает ящик с канала на канал, остановившись наконец на ток-шоу Ричарда и Джуди.

— Обожаю это шоу! — восклицает он. — Когда «Голубой рок» прославится, меня будут каждый день приглашать к ним.

Простите за отсутствие энтузиазма.

— А теперь, — Джуди на экране подается вперед и лучезарно улыбается в камеру, — гость, которого все вы будете очень рады видеть… как и я!

— Он уже не первую неделю удерживает зрителей у телевизора, — подхватывает Ричард. — Английская литература никогда еще не представала в таком сексуальном обличье. В студии… ну конечно, Гэбриел Уинтерс!

— Обожаю его! — взвизгивает Фрэнки и чуть не втыкается головой в экран, где в этот момент демонстрируют печально знаменитую сцену с мокрыми брюками. — Когда стану знаменитым, он будет умолять, чтобы я пустил его в постель!

— А я думала, у тебя планы на Робби Уильямса, — замечаю я.

Фрэнки буквально лижет экран.

— Не-ет, мы с Гэбриелом просто созданы друг для друга. Я однажды встретил его на вечеринке. Прелесть. И кажется, он мной заинтересовался. Предложил мне бутерброд.

Я закатываю глаза.

— Не придавай большого значения бутерброду. Не забывай, он перетрахал большинство британских старлеток, Фрэнки.

Но тот не обращает на меня внимания.

— Я уверен! — пыхтит он. — Я ощутил трепет!

Гэбриел садится на кушетку в студии, элегантно положив ногу на ногу. На нем просторная белая рубашка с распахнутым воротом; длинные, медового оттенка, вьющиеся волосы падают на лоб, скрывая хищные сапфировые глаза.

— Это был очень волнительный год, — говорит ведущий. — Есть ли у вас какие-нибудь планы на будущее?

— Ну… — Гэбриел улыбается, обнажая такие безупречные зубы, что все британские дантисты, должно быть, плачут от радости. — Летом я намерен начать съемки в новом фильме. Играю капитана пиратов…