Впрочем, я никогда не целовалась с Мэдс.

Но ведь я и Олли не собиралась целовать. Это было давно, к тому же я напилась.

— Вот он, — бодро возвестила медсестра, появляясь вместе с Олли.

Он неловко остановился в дверях, с шапкой в одной руке и журналом в другой. Мой друг явно не знал, куда смотреть.

— Садитесь рядом. — Доктор Моррис отодвинула монитор, чтобы Олли мог устроиться поближе. — Теперь все будет просто супер…

Супер? Я замечаю взгляд Олли и не могу удержаться от смеха. По-моему, у нас тут что угодно, но только не супер.

— Кэти немного нервничает, — объяснила доктор Моррис, нацелившись шприцем. — Держите ее за руку, сейчас она почувствует легкий укол…

Легкий укол? Могла бы сказать напрямик: «Сейчас я вас пырну».

— Ой! — вскрикивает Олли. — Господи, Кэти!..

— У меня низкий болевой порог!

— У тебя он вообще отсутствует. — Олли морщится, растирая пальцы. — А можно мне тоже вколоть обезболивающее?

Но доктор Моррис слишком занята — она роется в моей груди. Я опускаю глаза и чувствую тошноту.

— Не гляди туда, — строго приказывает Олли. — Лучше посмотри на экран. Ты всегда хотела попасть в телевизор.

Я отвожу взгляд и продолжаю стискивать его пальцы.

Доктор Моррис действительно очень опытная и очень старается не причинять неприятных ощущений. Олли скорее всего было гораздо больнее — следы от моих ногтей побледнели лишь через несколько часов. Пока врач работала, друг пытался поднять мне настроение, читая выдержки из журнальных статей и пересказывая последние школьные сплетни. Когда я выбралась из смотровой, чувствуя себя крайне несчастной и страдая от головокружения, он отвел меня в столовую и угостил самым огромным морковным пирогом, какой я когда-либо видела. Потом мы пошли в паб и нализались. Олли не позволил мне потратить ни пенса или хотя бы отблагодарить его.

— Я ведь твой друг, — сказал он.

Да, думаю я, возвращаясь с чаем в гостиную, Олли — мой хороший друг. Девушка, которую он полюбит, обретет настоящее счастье. Надеюсь, это будет не Нина. Олли достоин лучшего.

Свернувшись на кушетке, я листаю журнал и пытаюсь сосредоточиться на большом интервью с Гэбриелом Уинтерсом, красавчиком актером, который снимался в недавней экранизации романа Бронте. Довольно неприятно сознавать, что целое поколение телезрителей теперь думает, что Джейн Эйр действительно занималась любовью с мистером Рочестером во время грозы. Взгляд Би-би-си на классику сродни точке зрения глянцевого журнала. Шарлотта Бронте наверняка переворачивается в гробу. Во всяком случае, Гэбриел Уинтерс теперь повсюду, его красивое и порочное точеное лицо, ленивые, вечно опущенные, синие глаза и сексуальная кривая усмешка — на всех рекламных щитах, обложках журналов и страницах газет. Он меняет подружек — моделей, сериальных актрис, музыкантш — как перчатки. Сейчас Гэбриел рассказывает, как ему понравилась роль мистера Рочестера: он полагает, что нашумевшая сцена с мокрыми брюками значительно улучшила роман, и признается, что вновь ищет подружку.

Стройную и светловолосую. Неудивительно.

Почему мужчины так предсказуемы? Должно быть, все дело в генах.

Я с отвращением отбрасываю журнал. Оставлю его для Фрэнки — тот обожает Гэбриела Уинтерса. Лично я не прочь использовать иллюстрацию в качестве туалетной бумаги.

Я вновь принимаюсь грызть ногти.

И тогда звонит телефон.

Я вскакиваю, хватаю трубку. Ощущение такое, будто сердце вот-вот выскочит из груди, как у персонажа мультика.

— Здравствуйте, — говорит спокойный голос. — Можно Кэти Картер?

— Слушаю, — отзываюсь пискляво, словно я вдохнула гелий. Трубка дрожит в руке.

— Кэти, говорит доктор Моррис. Как поживаете?

Как я поживаю? Она в своем уме?

— Хорошо, — вру я, потому что она вряд ли ожидает услышать, что я схожу с ума.

— Мистер Уортингтон сегодня просмотрел ваши результаты, — говорит доктор Моррис, и я слышу, как она шуршит бумагами. Сердце начинает биться еще сильнее. В последний раз такое было, когда я в первый и единственный раз побывала на занятии по аэробике. По тону доктора Моррис невозможно разгадать, какие новости меня ожидают.

— И?..

— И я с удовольствием сообщаю вам, что опухоль доброкачественная.

Я ошеломлена. А потом понимаю, что… ничего не понимаю. Доброкачественная — это хорошо или плохо? Мозги как будто превратились в желе.

— Простите, не могли бы вы повторить?

Она смеется.

— Хорошие новости, Кэти. У вас фиброаденома, доброкачественная опухоль.

— То есть не рак? — уточняю я. К черту термины.

— Нет, не рак, — терпеливо поясняет доктор Моррис. — Фиброаденома—это доброкачественная опухоль. Мы с вами свяжемся, в зависимости от того, хотите вы или не хотите ее удалить. Приятных выходных.

Приятных выходных? Да уж. Доктор Моррис кладет трубку, а я продолжаю торчать посреди комнаты с телефоном возле уха. Это шок. Я не сомневалась, что будут плохие вести, и неожиданное облегчение буквально застает меня врасплох. Я не готова к такому счастью.

— Все хорошо, — говорю Саше, которая в восторге стучит хвостом. — Я здорова. Господи, все хорошо!

Как будто в течение нескольких дней я таскала страшную тяжесть — и вот сбросила. Я готова взлететь, точно воздушный шарик, подняться над крышами Западного Лондона и в небо неограниченных возможностей. Впереди целые дни, месяцы и годы, миллионы минут, которые можно тратить как угодно! Никаких больше слез о Джеймсе, никаких жалоб на работу, никаких откладываний на потом. Я не стану терять даром ни секунды.