— Алла ностра, — продребезжал дон Серджио и поднял стакан, предлагая отпраздновать одержанную победу.

— Алла ностра, — эхом загундели бывшие гангстеры и сделали крошечные глотки.

Леня стал собираться и попросил счет. Плата оказалась подозрительно маленькой, и Куприянов стал выгребать из своего рюкзака все, что так или иначе могло напомнить Родину. Русские сигареты, зажигалка, шариковая ручка, последний роман Акунина легли на столик рядом с пустыми тарелками. Хозяйка «крутой гангстерской малины» всплакнула, как на родной тамбовщине. Куприянов попрощался и собрался уходить.

— Погоди, — крикнула вслед Света, — я тебя тоже гостинчиком побалую.

Она вынесла из подсобки литровую банку маринованных помидоров и сунула Куприянову в рюкзак. Деды с нескрываемой завистью посмотрели на Леню, а дон Серджио ревниво поднял свою стопку и пробурчал:

— Алла ностра.

— Алла ностра, — отозвались потрепанные временем братки.

— Что они лепечут? — спросил Куприянов.

— За наше здоровье, — перевела Света.

— Ну, ну, — усмехнулся Куприянов и пошел на вокзал. До него еще было идти и идти.

Леня Куприянов тащился по раскаленному Дубровнику и присматривался к ценам в местных едальнях. В его нагрудном кармане покоилась аккуратно сложенная купюра в двадцать евро, и Леня склонялся к мысли, что с такой суммой проще купить себе гирос (шаурма по-нашему) и бутылку воды. Но дешевых общепитовских точек вокруг не наблюдалось, зато всюду пестрели вывесками заведения посерьезней. Куприянов встал возле одного такого ресторанчика и принялся переводить в уме евро в куны и обратно, попутно сверяясь с ценами на рекламном щите.

— Русский? — высокий дядька в пропотевшей майке, потертых шортах и шлепках на босу ногу внимательно смотрел на Леню.

— Русский, — кивнул Куприянов, сбившись со своих расчетов.

— Пообедать хочешь?

Леня кивнул.

— Нет, в такое дешевое заведение мы с тобой не пойдем, — покачал головой дядька.

— Мы? — поднял брови Леня.

— А тебе что, западло с соотечественником пообедать?

— Нет, конечно, — смутился Леня, — просто у меня с собой всего двадцать евро. Неважный из меня компаньон.

— Я угощаю. Меня, кстати, зовут Анатолием Степановичем. Друзья кличут просто Степаныч.

— Леня, — представился Куприянов.

— Смотри и учись, Леня. — Степаныч, отыскав глазами самый дорогой ресторан, принялся звонить по телефону, указанному на стене заведения.

— Ресторан? Мы с приятелем — газовые олигархи и хотим заказать у вас столик на две персоны. Что? Плохо понимаете по-русски? Так найдите того, кто понимает! Ага, понимаете меня? Отлично. Тогда мы идем к вам.

Степаныч взял Леню под руку и двинулся в сторону самого дорогого ресторана. В дверях их уже ждал метрдотель, он проводил дорогих гостей на открытую веранду, где не было ни единого посетителя и только шесть официантов стояли навытяжку и преданно смотрели Анатолию Степановичу и Лене в глаза. Степаныч чинно уселся на стул и пробасил:

— Хочу, — он сделал многозначительную мину, — черногорского вина.

— Черногорского нету, — застонали официанты, — есть хорватское, есть сербское, есть итальянское, есть испанское, есть французское, даже чилийское есть. А вот черногорского нет.

— Ну-у-у-у, — разочарованно протянул Степаныч и принялся подниматься, — мы так не договаривались. А еще норовите вступить в Евросоюз. У вас даже черногорского вина нет.

— Можно, — заверил запыхавшийся метрдотель, возникший на веранде ресторана из светотени солнечного дня, — но нужно подождать.

— Подождем, — поморщился Степаныч.

— Слушайте, Анатолий Степанович, — толкнул нового знакомого под столом Леня, — может, хватит понтов? Я все равно не пью, потому что закодированный, а вы закажите себе пива, мне воды и аля улю. К чему такие изыски? У меня с собой всего двадцать евро.

— Бедность, — философски заметил Степаныч, — это не количество денег в кармане. Бедность — это страх перед официантами. Тебя извиняет только то, что сам Иосиф Бродский робел перед ними. А официантов не нужно бояться, их нужно держать в узде.

Метрдотель возник из небытия с бутылкой вина и, чпокнув пробкой, налил Степанычу на дегустацию. Тот отхлебнул полбокала и разочарованно покачал головой, потом придирчиво посмотрел на этикетку.

— А-а-а-а, испанская «рьоха». Кислятина. Какого года? 1998-го? Я так и знал. Я тебя чего просил? Черногорского вина. А ты чего приволок?

Метрдотель вытер испарину со лба и посмотрел на посетителей глазами заезженной лошади.

— Но испанские вина лучше черногорских, — промямлил он.