А больше всего, если честно сказать, он любит туризм. Этим летом школе удалось организовать поход по местам боев Великой Отечественной войны. Было очень интересно: ночевали даже в лесу. Лес — это да! Гораздо лучше, красивей свинцового Балтийского моря. Но поход был очень маленький — всего десять дней. В комсомол решил вступить этой осенью. После школы дальше учиться, наверное, не удастся: маме трудно его воспитывать, здоровье у нее плохое, придется думать о работе. Высказав это, Саша растерянно примолк. Он сообразил, что тут-то и ждет теперь его что-то новое в его судьбе. Но, помявшись, он продолжал:

— Вообще у нас, в Славянском Порту, трудно думать о том, что делать после школы. Город-то совсем не промышленный. Интересную работу не найдешь. Надо куда-то ехать. И чтобы учиться дальше, тоже надо куда-то уезжать.

Это уже была мальчишеская дипломатия.

— Не беда: время еще есть подумать и придумать, — тоже сдипломатничал Дмитрий Александрович. — А что ты завтра собираешься делать?

— В честь праздника у нас товарищеские соревнования будут.

Анастасия Семеновна и Варвара Константиновна разом, как сговорились, встали с тахты и пошли в спальню. Дальнейший откровенный разговор женщин потребовал уединения. Саша нахмурился, он был недоволен этим.

— Ты тоже участвуешь?

— Нет, нам, ученикам, еще рано. Просто интересно посмотреть.

Дмитрию Александровичу стало трудно продолжать разговор, и, словно заметив это, Лида побежала в кабинет и вернулась с толстым альбомом в бархате.

— Саша, ты же не видел нашу маму.

Мальчик с той же вежливой внимательностью стал смотреть фотографии. И когда он видел даже свою родную мать, ему было нечего сказать, и он откровенно молчал или кивал головой Лидочке, когда та поясняла, что здесь мама еще девочка, а это — когда они с папой только поженились, а теперь мама такая.

Даже военные фотографии, на которых был его отец, то снятый среди экипажа подводников, то в море на мостике подводной лодки, не оказывали на Сашу заметного впечатления. Лиду сердила его холодность. Саша понимал это и уже начинал тяготиться своей напускной вежливостью.

«А как он встретится с живой матерью? — тревожился Дмитрий Александрович, глядя на Сашу, на его твердо посаженную голову. — Он уже сложившийся человек. Он не вживется так просто в новую семью. Придется многое ломать. Зинаида должна быть с ним совсем другой, нежели с Лидочкой».

Вернулись из спальни Варвара Константиновна и Анастасия Семеновна, обе просветленные, с влажными глазами — не иначе, как обе всплакнули. Они были уже союзницами в том деле, о котором они говорили. Приемная мать Саши будто была даже счастлива оттого, что видит Сашу с сестрой, видит его отца, дедушку, бабушку; она будто радовалась началу новой жизни мальчика, выращенного ею, и без особых душевных мук отдавала его родной ему семье. И Дмитрий Александрович подумал о том, что все идет правильно, по пути чистых и добрых человеческих отношений, что ход событий приостановить нельзя и они или окончатся в большей или меньшей степени худо для всех без исключения, или всем, даже приемной матери Саши, принесут еще не изведанные радости и полноту жизни. Надо лишь, чтобы и дальше все шло правильно.

— Теперь давайте поговорим о завтрашнем празднике, — сказал он. — Сегодня для нас такой день, что всем уже и отдых нужен.

— Верно говоришь, — ободрил Александр Николаевич. — Завтра попразднуем по-семейному. На гулянье все пойдем.

— Гулянье? — переспросил Дмитрий Александрович. — Это хорошо, да Саша, на беду, занят.

— А ты никак не можешь быть не занятым? — спросила Сашу Лидочка, закрывая альбом и с мольбой поглядывая на брата. — Неужели не пойдешь с нами?

— Нет, Лида… — упрямо было начал мальчик, но почти незаметное изменение произошло в его лице, оно подобрело. Он как будто понял, что был непростительно холоден с этой девочкой. — Нет, Лида, я не так уж занят и пойду с вами.

— Какой ты хороший у нас! — воскликнула Лидочка и, подбежав к брату, обняла его, целуя.

— Да пусти ты, — Саша встал, пытаясь освободиться, но Лида, прижав лицо к нему, не отпускала его, и он, краснея, остался стоять в растерянности и не в состоянии осмыслить, что с ним происходило.

Он внезапно сердцем почуял, что в его жизнь вошло новое чувство, оно будто тлеющей искоркой заронилось в него и, разгораясь с каждой секундой, все больше и больше заполняло все его существо.

Это чувство было братской любовью.

— Я так уже люблю тебя… — грустно вздохнув, сказала Лидочка и отпустила брата.

Саша виновато улыбнулся сестренке и ничего не мог сказать. Ему стало просто хорошо, и он стоял под взглядами взрослых красный и растерянный оттого, что не знал, что же ему надо сделать, что сказать.

«Все ясно! — обрадовался Дмитрий Александрович. — До сих пор мы на девчонок с их нежностями имели совершенно определенный взгляд. И вдруг — нате вам!»

Александр Николаевич что-то чересчур натужно кашлянул и отвернулся к открытой балконной двери. У Варвары Константиновны и Анастасии Семеновны снова повлажнели глаза: они переглянулись так, как переглядываются люди, охваченные одним и тем же обоюдно понятным переживанием.