Она говорила красавчику Жоффруа де Ранкону, изумленному тем, как расцвела его госпожа: «Вы мне понадобитесь, когда мы будем гнать по пескам Палестины злых сарацин». Сердце ее друга детства все еще полнилось горечью неутоленной любви. Гуго де Лузиньяну она доверительно сообщала: «Ваш меч всегда будет для меня подмогой». И откровенничала с Сельдебрейлем: «Без вас на Святой земле мне окажется неуютно». Одним словом, аквитанцы и пуатевинцы вооружались — каждому хотелось драться бок о бок со своей королевой и, если надо, отдать за нее жизнь.

Маркабрюн не отходил от королевы ни на шаг и находил музыку к любому ее настроению. Он даже упрашивал взять его с собой в поход, обещал, что упадет в ноги королю, но в ответ Алиенора со смехом заметила:

— Я бы рада, милый Маркабрюн, но мой муж хоть и не любит трубадуров, но человек образованный и умный. Читать и слушать умеет. Если до него дойдет ваше колкое сочинение, что тогда мне прикажете с вами делать?

— Какое из моих сочинений? — нахмурившись, спросил поэт и певец.

Алиенора лукаво улыбнулась:

— «О, злое, жестокое древо, что так ненавидит весну, ты юную милую деву, не зная стыда и пределов, томишь в своем душном плену!»

Щеки Маркабрюна запылали, он опустил глаза.

— Ах, это…

— Да, Маркабрюн, это. Могу поспорить, что вы написали свою канцону, когда уносили ноги из Парижа, дрожа от досады и гнева. Если хотя бы вы не упомянули, что это древо — Франция, а юная и милая дева живет в Пуатье…

Трубадур горько усмехнулся:

— Кто же вам напел эти строки? — он упрямо взглянул на нее. — Кто посмел?

— Так, сорока на ухо нашептала.

Королева переглянулась с Петрониллой. Это через свою младшую сестренку, невзлюбившую короля за то, что он отступился от их союза с графом Вермандуа, Алиенора получила весточку из родного дома.

— Написанного пером, Маркабрюн, топором не вырубишь, — вынесла приговор его стремлениям королева. — Поэтому лучше оставайтесь в Бордо, куда до вас не дотянется рука моего грозного мужа. Голова целее будет!

Пока Алиенора соблазняла аквитанскую знать принять участие в новом крестовом походе, Бернар Клервоский добрался до Германии. В это самое время там свирепствовал некий монах Рудольф, занимая умы жителей княжеств, тянувшихся вдоль берегов Рейна, одной навязчивой идеей. Монах проповедовал массовое избиение евреев и, надо сказать, находил живой отклик в сердцах германцев. Трепетавшим от страха евреям надо было молиться своему Богу за то, что Он послал им христианского проповедника. Понадобился весь авторитет аббата Клерво, включая его красноречие, чтобы отвлечь воинственных жителей Рейна от грядущих погромов.

— Король направляется в Шпейер, — в одном из немецких аббатств, во время ночлега, сказал Бернар своим ученикам и спутникам, — значит, и нам туда дорога. Да благословит нас Господь.

Пятидесятилетний Конрад Третий и впрямь направлялся в Шпейер — он созвал большой сейм, где хотел обсудить со своими баронами частные вопросы Священной Римской империи.

И тут как из-под земли возник Бернар Клервоский. Разумеется, великого человека немедленно позвали провести службу в кафедральном соборе Шпейера. Ради такого дела в этот день в соборе присутствовали король Конрад и его многочисленные вассалы. Неожиданно размеренная речь Бернара Клервоского оборвалась — он прервал службу и со всем пламенем, которое было в его сердце, заговорил о грядущем крестовом походе. Такого поступка от аббата Клерво не ожидал никто — да и никто не посмел бы позволить себе подобное. Он заговорил о Страшном суде, о том, что с каждого германского барона, включая самого короля, в день оный Господь спросит, где он был, когда французы шли в Святую землю на защиту христиан от злых сарацин.

Но еще большая неожиданность поджидала свидетелей этой сцены — у короля Конрада задрожал подбородок, и по его лицу потекли слезы.

— Я беру крест! — выкрикнул он, и голос его еще долго гулял под сводами храма. — Мой меч принадлежит Господу! Я иду с вами, святой отец!

Примеру короля немедленно последовали все его вассалы. Бернар решил закрепить успех и прошел по другим городам Германии. Воистину он нес с собой факел, которым стоило коснуться любой территории, и там тотчас вспыхивал пожар. Несколько раз, разбрасывая его учеников и стражу, с Бернара срывали одежду, чтобы сохранить хотя бы лоскуток с плеч святого человека. К чести Бернара надо сказать, что он стойко выдерживал подобную популярность.

Во Францию Бернар Клервоский вернулся абсолютным победителем. Мечта его юности — поднять весь христианский мир против неверных — сбывалась…

Но прошел без малого еще один год после проповеди на холмах Везеле, пока наконец крестовый поход не стал реальностью…

16 февраля 1147 года в городе Этампе по зову короля Людовика Седьмого собрались первые бароны Франции — будущие соратники своего сюзерена. Добрая весточка со Святой земли лишний раз сулила им удачу — Кровавый Зенги, палач Эдессы, пал от руки убийц, и его место занял Нуреддин, старший сын Зенги.